Единственная ночь

– Ты сам знаешь. Я не хотел заводить этот разговор при ней, но мы оба знаем: нельзя все время жить во грехе – так, как вы живете сейчас.

– Жить во грехе? – вежливо переспросил Рейф. – Не ожидал услышать такое от тебя.

– Черт, ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю! Когда ты поступишь с Ханной, как полагается порядочному человеку?

– А когда ты сделаешь то же самое с Бев Болтон?

Лицо Митчелла окаменело, в глазах промелькнула боль, но растерянность мгновенно скрылась под маской возмущения.

– Я женился бы на Бев хоть завтра, если бы она согласилась! – яростно выпалил Митчелл. – Но мешает моя дурная репутация. Бев считает, что я не способен брать на себя ответственность.

Рейф молча слушал его.

Митчелл заморгал, ярость растворилась, под ней обнаружилась усталость.

– Ладно, не будем об этом. Ты знаешь все это не хуже меня, верно?

– По-моему, Ханна не поверила твоим словам о моих расстроенных нервах, – отозвался Рейф. – У нас с ней те же сложности, что и у тебя с Бев Болтон.

– Виновато твое сомнительное прошлое?

– Да. И не только мое, но и твое, и прошлое отца.

Митчелл негромко выругался, глядя на кончик трости.

– Значит, вы по-прежнему в тупике?

– Да.

– Дьявол!

– Вот именно, – кивнул Рейф.

– К Гейбу обращаться бессмысленно: у него с женщинами не складывается, как и у нас.

– Это точно.

Митчелл посмотрел на Уинстона. Шнауцер вежливо склонил голову набок.

– И у него спрашивать совета бесполезно, – заметил Рейф. – Ханна научила его соблюдать нейтралитет.

Ночь спускалась на побережье, нагоняя тоску.

– Во всем этом чувствуется какая-то ирония судьбы, – наконец произнес Рейф. – Но какая – не знаю, ведь я так и не закончил колледж.

– Говорил же я, что ты об этом пожалеешь.

– Помню. Посмотри, что со мной стало. Я обречен прожить всю жизнь, понятия не имея, что такое ирония или там постмодернизм. Впору пожалеть о зря загубленной молодости! – Рейф помолчал. – Но я удержусь.

Митчелл кивнул.

– Лучшее средство от хандры – виски с содовой и долгая прогулка по берегу. Мне оно всегда помогало. – Он спустился с крыльца. – Знаешь, что я тебе скажу? – добавил он, оглянувшись через плечо.

– Что?

– Пусть ты не закончил колледж, но все-таки ты Мэдисон.

– Ну и что?

– А то, что ни один Мэдисон не пасует перед трудностями – мы добиваемся своего во что бы то ни стало. Запомни это хорошенько. Ты просто обязан поступить как полагается порядочному мужчине и прекратить эту жизнь во грехе, ты слышишь меня?

– Слышу.

Митчелл открыл дверцу машины и забрался внутрь. Рейф и Уинстон проводили взглядом удаляющегося железного монстра.

Когда за поворотом скрылись габаритных огни, Рейф посмотрел на пса:

– Знаешь, Уинстон, мы с тобой так хорошо ладим потому, что ты никогда не даешь советов.

Уинстон снова зевнул, встал и потрусил обратно в дом.

Митчелл смотрел на дорогу.

– По-моему, этих двоих не помешает подтолкнуть в верном направлении.

– А я бы посоветовал не вмешиваться, сэр, – откликнулся Брайс. – Вы не специалист по близким взаимоотношениям.

– Я плачу тебе не за советы.

– Об этом вы напоминаете уже в тысячный раз,

– Но это тебя не останавливает.

– Поэтому вы и продолжаете платить мне, сэр… Мне неудобно спрашивать, но каким образом вы собираетесь подтолкнуть внука и мисс Харт?

– Скоро узнаешь, – сообщил Митчелл, барабаня пальцами по приборной доске.

– Так я и думал.

Рейф был чернее тучи. Ханна остро чувствовала его мрачность. В таком необычном настроении он пребывал с тех пор, как проводил Митчелла и вернулся в дом. Ханна помогла ему вымыть посуду. Работая, они почти не разговаривали – разве что обменялись парой фраз о том, согласится ли помочь им Аризона Сноу.

– Она такая странная, – заметила Ханна. – Только Богу известно, как выглядят ее дневники. Понятия не имею, покажет она их нам или нет.

– Думаю, мне покажет. – Рейф вытер сковороду и поставил ее в шкаф. – Раньше мы с ней были друзьями.

– Помню. – Ханна посмотрела на него. – Но скажи, что у вас может быть общего?

– Не знаю, почему она поддерживала отношения со мной. А что привлекало меня в ней, мне известно. Она одна не пыталась поучать меня.

Ханна поморщилась:

– Теперь мне все ясно. Она когда-нибудь рассказывала тебе о своем прошлом?

– Ни разу.

– И ты не спрашивал?

– Конечно. – Рейф закрыл кухонный шкаф. – В городе о ней чего только не говорили. Большинство горожан считали ее помешанной.

– А я в детстве думала, что она – бывший секретный агент, которого отправили в отставку, когда он выдохся от напряженной работы.

– Ничем не хуже других предположений.

Домыв посуду, они вернулись в темный солярий.

Рейф поставил два бокала на стол между плетеными креслами и наполнил каждый горячей водой, потом откупорил бутылку апельсинового ликера и плеснул немного маслянистой жидкости в два пузатых бокала. Наконец он подержал бокалы над горячей водой, чтобы подогреть ликер.

Покончив с этим делом, он протянул один из бокалов Ханне.

Она отпила глоток пряного теплого ликера. Уинстон положил голову ей на колени, Ханна почесала его за ухом. От пса веяло блаженством.