Единственное желание. Книга 1

Он ловко спрыгнул с Ворона. Привязанная к его седлу Мышь тут же послушно встала, совершенно безучастная ко всему. Она вообще отличалась флегматичным характером.

Искра Насти беспокойно затанцевала, но разбойник тут же придержал её под уздцы. Светлая Глелоу Наира в понуканиях не нуждалась – лошади лэриана понимали без слов.

Эливерт снял Граю с седла. Она замялась нерешительно. Из дома так никто и не показался, подъехавшими путниками не заинтересовался, хотя оттуда долетали некоторые звуки: побрякивание посуды, надрывный рёв ребёнка, разговор на повышенных тонах (проще говоря, обычная ругань) – словом, будничные утренние звуки, привычные для не совсем благополучной семьи.

Вифриец кивнул на дверь.

– Ну, иди, пигалица – прощайся со своим папашей! И не переживай – недалеко ведь уезжаешь. Подрастёшь – будешь сюда приезжать, если захочешь. Навещать своего Сильтина, тётку Беарью и братцев сводных тож…

Граю поглядела на него снизу вверх, задумчиво покусала нижнюю губу и заявила:

– Не-а, тётку Беарью не буду. Я только к отцу ездить буду…

– Ну, это уж как пожелаешь. А теперь иди! Время не ждёт – нам в путь пора.

Девочка юркнула в скрипучую дверь, как мышка. Насте показалось, что на пороге она вновь боязливо поникла и напряглась в тревожном ожидании.

Эливерт вскочил в седло Ворона, молчаливый и злой. Он думал о чём-то своём, и Романова, несмотря на почти непреодолимое желание разрушить гнетущую тишину, не решилась заговорить.

Впрочем, безмолвие не продлилось долго. Эл деловито достал из седельной сумки тяжёлый кошель, подбросил его на ладони и кинул деньги лэгиарну. Тот поймал их ловко.

– Наир, – тихо сказал разбойник, сосредоточенно разглядывая шею своего жеребца, – ты пойди за ней! Я таких, как этот сапожник, отлично знаю, от лысой макушки до немытых пяток. Сейчас Граю растолкует что к чему, и он мигом смекнёт – дело наживой пахнет. Вспомнит сразу, как родное чадо любит. Скажет, как же это я ненаглядное дитя невесть куда отдам? Задаром. Ты сходи, разъясни, что мы ей зла не желаем! Только капюшон не снимай, а то не поверят! И золото возьми – пригодится! – Эливерт, наконец, вскинул голову, ожог прозрачным льдом серых глаз, и добавил холодно: – Я бы сам пошёл… Но, знаешь, боюсь. Когда эта скотина деньги начнёт клянчить и торговаться, как на базарной площади, чтоб родную кровь подороже продать, не сдержусь ведь. Я ему шею сверну. Светлыми Небесами клянусь, Наир, если эта мразь, хоть слово про деньги скажет! А Граю это видеть вовсе не нужно. Сходи, Наир!

Лэгиарн уже не слушал последние слова атамана, направляясь в дом сапожника. С его уходом вновь воцарилась мёртвая тишина.

– Ты не перестаёшь меня удивлять, Эл, – призналась Настя.

– Я сам себя не перестаю удивлять, – хмыкнул он. – Цыплёнка этого вот пригрел… Зачем, спрашивается?

– Последнее время меня не покидает странное чувство, что ты далеко не такая сволочь, какой хочешь казаться. Сама не знаю почему… – спокойно сказала Анастасия.

– Может, потому что я далеко не такая сволочь, какой хочу казаться? – резонно заметил Эл, пожимая плечами.

Скрипнула дверь и, слегка пригнувшись, из неё вынырнул Наир. Он подошёл к друзьям и доложил, возвращая Эливерту кошель:

– Всё в порядке. Граю сейчас идёт. Ты был прав. Сильтин дочку даром отдавать не пожелал, как и женщина его. Та быстро сообразила, что на этом руки погреть можно. Ух, Эл, эта Беарья – сущая гадюка! Впрочем, особо не торговались – сошлись на десяти фларенах. Дочкой они совсем не дорожат – девочка для них обуза.

Эливерт смачно сплюнул.

– Проклятый дом! – прошипел он. – Проклятый город! Проклятый мир! Как скот детей продают. Даже хуже, чем скот! Они ведь понимают, всё понимают, в отличие от животных. Как же так? За гроши, неизвестно куда, незнакомому человеку… Тьфу, чтоб им пусто было, даже не человеку – лэгиарну! Родную дочь отдать, да как же это? А ещё говорят, разбойники – твари бессердечные, ничего святого в нас нет. А в ком оно есть? В Бездну их всех! Рабства у нас в Кирлии нет… А это тогда что, скажите?

– Эл, не заводись! – одёрнула его Настя.

– Дэини, сил нет молчать! Ведь это как опуститься надо, чтоб детьми торговать? Нет, уж лучше быть вором и убийцей, чем вот таким честным человеком! У червей в навозной куче больше чести. Лучше я убивать буду, но равного себе противника, чем унижать вот такую кроху беззащитную, пигалицу несмышлёную. Нет, я точно шею этому сапожнику сверну!

На пороге появилась Граю, а разбойник всё продолжал свои гневные речи.

– Тише, Эливерт! Воробышек наш вернулся… – ласково сказал Наир. – Ей твои сетования слышать не стоит.

– Да, – согласно кивнула Настя, поражаясь в очередной раз, как послушно замолк Ворон. – Если уж взялся о ребёнке заботиться, меняй свои привычки и не позволяй себе лишнего!

– Без вас разберусь, – огрызнулся разбойник. Но тотчас добавил, улыбнувшись совсем по-доброму: – Ну что, попрощалась? Поехали, цыплёнок?

– Поехали, – кивнула девочка.

– С кем хочешь сидеть, птаха? С кем-то из нас или опять на сером скакуне? – поинтересовался Эливерт.

Граю покосилась на безучастную Мышь.