Юноша покосился на служанку в безмолвном недоумении, не в силах понять, что ей от него нужно. Он не мог отвести взгляда от шумного
Про него на несколько мгновений все позабыли, лишь милорд Ратур, обнимая свою дочь, бросил на него короткий взгляд и тотчас отвёл глаза.
И только Шэрми зачем-то трясла его за руки. Боль, как стрелой пробившая сердце, расползалась всё дальше и дальше, в плечо, в голову, и яркой жгучей вспышкой в левую ладонь.
– Отдай! Отпусти! Слышишь! – взмолилась шёпотом Шэрми.
И, взглянувши на свои руки, он только теперь понял, что всё это время сжимал острые осколки кувшина в своём кулаке, не замечая, как они впивались в плоть. Из истерзанной ладони ручьём лилась кровь, просачиваясь сквозь стиснутые пальцы, капала на пол, смешиваясь с пролитым вином.
Кайл с трудом разжал руку, отшвырнув окровавленные черепки.
– Ах, что же ты наделал, мальчик! – Шэрми поймала его руку, пытаясь зажать рану перепачканным полотенцем, поднялась в рост, потянув за собой полукровку.
– Что там случилось? – нахмурился Ратур, заметив неладное.
– Кайл! – окликнула его сияющая от счастья Кея. – А ты почему не обнимаешь меня?
– Порезался он! Об осколок, – мгновенно опомнившись, воскликнула Шэрми. – Вот ведь, что я устроила! Одни неприятности от меня. Простите, миледи! Всё я виновата! Мои поздравления, миледи! Дозвольте счастья пожелать!
– Спасибо, моя славная Шэрми! – светло улыбнулась Келэйя.
– Пойдём скорее, милый! – служанка подтолкнула полукровку к выходу. – Перевязать надо! Идём, идём!
– Что же ты даже не поздравишь нас? – хмыкнул Шеали, с вызовом глядя на юношу. – Разве ты не рад за свою сестру?
Шэрми беспокойно потянула Кайла за руку, а тот и не думал противиться, только окинул всех туманным взглядом, словно его сонным зельем опоили. Взор его задержался на «золотой стрекозе» Келэйе.
– Желаю счастья!
Он, спотыкаясь, последовал на кухню, ведомый Шэрми, послушно уселся на скамью и беспрекословно позволил промыть и забинтовать себе руку.
В голове никаких мыслей, в душе никаких чувств, только пугающая мёртвая пустота…
Шэрми стёрла со щеки скупые слёзы.
– Вот ведь как бывает, милый мой, вот как… – вздохнула она, погладила его по голове.
Кайл посмотрел на неё снизу вверх, будто только сейчас увидел, обнял за широкую талию, прижавшись лицом, и вдруг зарыдал горько, жалобно и безутешно.
***
– И она вышла замуж за этого Шеали? – спросила Настя, вглядываясь в освещённое всполохами лицо Северянина, такое красивое, утончённое, грустное, манящее…
– Вышла, – кивнул тот с печальной улыбкой, продолжая отрешённо смотреть в огонь.
– И ты её не остановил?
– Даже не попытался, – полукровка посмотрел Романовой в глаза. – Не хватило смелости.
– Но… ты должен был! Просто сказать, что любишь… И она отказалась бы от этого брака. Ты мог её удержать! – воскликнула Рыжая, не веря своим ушам.
– Может быть, – Кайл виновато пожал плечами, – но я струсил. Я не сделал ничего. И предпочёл остаться наедине со своим разбитым сердцем, зализывать раны подальше от светящейся от счастья Келэйи и её заносчивого жениха, который тогда стал частым гостем Эруарда. А после свадьбы и вовсе перебрался в замок.
– Но как же ты всё это пережил? – искренне недоумевала Настя.
– Всё отгорело довольно быстро. Сначала в душе моей словно вспыхнуло пламя, всепожирающее, разрушительное, как лесной пожар. Но и такое же стремительное. Вспыхнуло, выжгло всё дотла и угасло, оставив лишь горький пепел несбывшихся надежд. Не мог я злиться на Келэйю! Не мог даже счесть предательством её выбор. Я не мог винить её. Я слишком сильно любил её. Но разочарование и пустота в сердце требовали объяснений… – он грустно усмехнулся. – Тогда я стал винить во всём себя! Я говорил себе: «А с чего ты взял, полукровка, что ты достоин этой девушки? Что ты о себе возомнил? Ты просто раб в доме её отца. Ты забыл, кто ты. Забыл своё место». Так мне было легче свыкнуться с тем, что Кея больше не была моей. Я просто убедил себя в том, что она никогда мне и не принадлежала, что я ошибся и принял за любовь её доброту и милосердие. Меня просто жалели, как бездомного пса или нищего бродягу, а я поверил в собственные грёзы, размечтался, принял сны за явь. Обвинять Кею в моих собственных заблуждениях было бы глупо. Я даже честно попытался усмотреть нечто хорошее в Шеали – ведь, если моя безгрешная «золотая стрекоза» сочла его достойным любви, значит, он того стоил. Она могла полюбить лишь благородного, умного, сильного. Такого, как её отец. Шеали не мог оказаться подлецом, ведь она выбрала его из всех других!
– Но оказался… – невесело усмехнулась Настя. – Уверена, жизнь у молодых не задалась! И, может статься, уже через месяц твоя Кея пожалела, что вообще приняла его предложение. Так?