Единственное желание. Книга 5 (СИ)

— Нет, это лишнее… — покачал головой Кайл, глянул коротко на молчаливую челядь. — Покиньте нас на время!

Ослушаться никто не посмел. Уходили торопливо, с поклонами.

Настя застыла на пороге, должно быть, гадая, к ней это тоже относится, или она может остаться с мужем. Кайл оглянулся на неё, поманил взглядом, и Дэини сразу поняла, что лучше быть рядом.

— Мы уедем утром. Ещё одну ночь, и всё…

— И на том спасибо! — благодарно кивнул Форсальд.

— Но прежде, чем уехать, я хотел сказать…

Кайл посмотрел в тёмные глаза старика и тихо продолжил со вздохом:

— Я всё помню. И никогда не забуду. То, что ты сделал однажды, уже никогда не позволит нам рядом быть. Но сегодня я… прощаю тебя! За всё, что ты сделал мне, и за всё, что ты сделал моей матери. Я прощаю тебя. Я прощаю Ольвин. Я прощаю всех, кто виноват предо мной хоть в чём-то. Я больше не хочу ненавидеть. Здесь и сейчас. Я прощаю тебя, отец!

Редкие слёзы покатились по бледному лицу милорда Форсальда ар Вандара.

— Это лучший дар, который я получил в своей жизни! — вымученно улыбнулся Форсальд. — Лучший после твоего рождения!

* * *

Вторую ночь в Солрунге Настя и Кайл провели уже вместе. После того как стало известно, что она жена полукровки, оплошность была исправлена, и Рыжую переселили в комнату супруга.

Дэини забавляло поведение обитателей замка. Хоть рыцарь во всеуслышание заявил, что на наследство отца не претендует, теперь его называли не иначе как «молодой хозяин» и «милорд Кайл». Слуги заглядывали в рот и кланялись почтительно.

Оно и понято. Мало ли, что там завтра будет…

Вдруг отпрыск Форсальда передумает и решит в родном замке остаться, да припомнит, кто на него косо смотрел. Зачем судьбу испытывать понапрасну?

Ольвин больше не попадалась на глаза. Пристыженная, опозоренная, униженная — она заперлась в своих покоях и старалась не выходить. На неё теперь весь замок взирал с презрением и осуждением.

Странно, правда? Неужели до этого слуги не понимали, что происходит? Так были слепы, или всё-таки притворялись слепыми? Неужели людям действительно нужно говорить всё вот так, в открытую, а сами они очевидного понимать не желают?

Неважно! Теперь уже неважно…

Всё встало на свои места. И впервые за долгие годы Кайл обрёл в душе покой.

Обрёл ли?

— Что тебя ещё гнетёт? — осмелилась спросить Настя.

Он стоял у окна и смотрел, как солнце растворяется в сизой дымке волн.

— Хотелось бы поклониться матери… Да ведь у Анладэль даже памятного камня нет. Форсальд сказал, её похоронили, как у лэмаяр принято. Могила моей матери — море…

— Значит, всюду, где есть море, она будет рядом с тобой.

— Она со мной и там, где моря нет.

— Кайл… — Настя сидела на постели, смотрела на его прямую напряжённую спину. — Я тобой горжусь! Ты очень сильный. Ты сегодня сделал удивительные вещи. Я понимаю, как это было тяжело, но ты смог.

— Да уж, тяжело, — усмехнулся он, не отрываясь от закатного неба, — но ведь это надо было сделать! Как и ещё кое-что…

Он, наконец, отвернулся от окна, подошёл ближе, задумчиво окинул её своим небесным взором, опустился на колени, заглянул в настороженное лицо.

— Мой отец много лет молчал. И видишь, чем всё едва не закончилось? Я не хочу так. Нет ничего важнее, чем делать всё своевременно. Особенно, просить прощения… Это тяжело. Может быть, даже тяжелее, чем прощать самому. Но сейчас я очень прошу тебя простить меня!

Настя молчала, слушала, не перебивала, не спрашивала: «За что?», потому что очень хорошо понимала, о чём идёт речь.

Он протянул руки, осторожно сжал её ладони.

— Дэини, всё действительно непросто. Я не могу тебе лгать. Не могу сказать, что Кея мне безразлична, что я не думаю о ней, что я не виноват перед тобой. Ты знаешь, что это будет обманом. Но ты — моя Дэини. Я люблю тебя. Хоть, наверное, иногда тебе в это сложно поверить. Я не хочу тебя потерять. Я прошу меня простить! Знаю, что сделал тебе больно. Не в первый и, скорее всего, не в последний раз…

Настя очень хотела сказать хоть что-нибудь, но горло перехватило, сдавило болезненно. Она продолжала только смотреть в его бездонные синие глаза и слушать тихий безрадостный голос.

— Я знаю, что я должен был прийти к тебе раньше. Успокоить, объяснить, доказать, что всё как прежде. Что мы — это мы! И всегда будет так. Но я струсил. Я оказался слишком слаб. Прости меня за это! Я осознал только сегодня, что нельзя поддаваться, нельзя тянуть с этим… Потом может быть слишком поздно! Жемчужинка моя, прости мне мою слабость! Ты лучшее, что у меня есть.

— Милый… — всхлипнув, шепнула Дэини в чёрный шёлк его волос, целуя в макушку, улыбаясь сквозь слёзы. — Я так тебя люблю! Так люблю!

Он потянулся навстречу, жадно прильнул к её губам. Руки ласково скользнули по спине, и тело мгновенно наполнилось тягучей томной волной нежности. Руки полукровки спустились ниже, задержались на бёдрах, потянули вверх платье, сдёрнули ненужную больше мягкую шелковистую ткань. Пальцы игриво пробежались по обнажённым коленям, и тело отозвалось на это прикосновение чувственными мурашками.