Единственные

– Понятно, – сказал Яр. – Ну так это тебе и мешает. Ты же с ним ведешь себя, как ребенок со взрослым, а не как женщина с мужчиной. Ты понаблюдай, понаблюдай за собой!

– А как?

– Ну, хорошо, понаблюдай, как с ним себя ведут женщины. У вас в «Аншлаге» ведь не только девчонки. Илонка, ты же актриса! Сыграй женщину!

– Он догадается!

– Ты даже не представляешь, до какой степени мы недогадливы…

Она невольно улыбнулась. Улыбнулся и Яр.

– Ну, потренируйся на ком-нибудь, что ли, – посоветовал Яр. – Поверти хвостом. Вот у тебя кофточка – две верхние пуговицы не застегнуты, это правильно. А ты еще и третью расстегни. Юбочку – на пару сантиметров короче, у тебя же стройные ножки. И вот что – тебе надо чуточку румяниться. Ты после зимы какая-то бледненькая.

– Румяниться?

Это слово вызывало в памяти какие-то исторические романы с героинями в фижмах и кринолинах.

– Ох, еще и этому тебя учить? У тебя губная помада есть? Нет? Так, который час? Половина восьмого. Мы еще успеваем в универмаг.

– Зачем?

– Купим тебе помаду.

– Там же ужасная!

– Для меня найдут хорошую.

С помадой у Илоны были сложные отношения. Она видела, как красит губы мать, и это ей совершенно не нравилось. Мать мазала губы, потому что этот примитивный грим был деталью образа конторской служительницы. Варвара Павловна тоже не появлялась на люди с ненакрашенными губами, но хоть цвет выбрала более удачный, не такой химический. Регина могла намалевать рот, как у инопланетянки. Вероника экспериментировала – тоже где-то ухитрялась доставать разные помады или просто менялась с подружками. Другие девушки в «Аншлаге» Илоне не очень нравились, и потому она не обращала особого внимания на их грим, хотя Лена умела нарисовать себе совершенно великолепный рот.

Повесив на себя сумки, Яр повел Илону в универмаг, пошептался с продавщицей в парфюмерном отделе, она велела подождать на служебной лестнице и вынесла туда три патрончика, велев выбирать очень быстро.

– Этот! – сказал Яр. И сразу заплатил.

Потом, в парке, он достал из сумки маленькое квадратное зеркальце и научил Илону правильно подмазывать щеки.

– Видишь, очень просто. Чуть-чуть, и пальчиком… Губки, щечки – и ты уже не ребенок, а эффектная женщина.

– Откуда ты все это знаешь?

– Когда я работал в театре… Что ты так смотришь?! Я был рабочим сцены. И у меня была подруга-гримерша. Меня иногда занимали в массовке, и она меня мазала.

По дороге домой Илона несколько раз поймала очень заинтересованные мужские взгляды. Выходит, Яр был прав. Но нужно было зайти к тете Тане и умыться. Мать могла назвать дочку, возвращающуюся вечером неведомо откуда накрашенной, проституткой, если не хуже.

У тети Тани были кухонные посиделки. Пришла другая соседка, тетя Груня, принесла домашнее печенье. Толик, оказавшийся хорошим кулинаром, на скорую руку готовил горячие бутерброды, которые недавно стали модным кушаньем. Эти бутерброды были дешевыми и дорогими. Дешевые – на ломтик белого хлеба, смазанный томатной пастой, клали ломтик вареной колбасы и сверху – кусочек плавленого сыра; в горячей духовке он растекался по всей колбасе. Дорогие – с ветчиной и хорошим сыром, голландским или российским; обычно такие сыры приберегали для праздничной нарезки. Но Толик еще приправлял бутерброды какими-то сушеными травками. Глядя на кухонное веселье, Илона только вздохнула – мать такого никогда не устраивала.

На следующий день Илона отправилась в редакцию подкрашенная и произвела особое впечатление на Яшку из отдела культуры. Яшка был тот еще гулена – некрасивый, но очень активный. Как-то, когда Лиду подменяла Ася, в корректорской зашел разговор об удивительном Яшкином успехе среди слабого пола. Точку в дискуссии недоумевающих коллег поставила Варвара Павловна:

– Э-э, девки, дурное дерево в сук растет!

Яшка вполне годился как объект для отработки навыков верчения хвостом. И днем, забегая в отдел культуры, Илона строила ему глазки. Но потом ее осенило – Яшка в данном случае мебель, не вызывающая никаких чувств, а с Буревым так не получится. И она прекратила эксперименты – к некоторой обиде раздухарившегося Яшки.

Потом позвонила Вероника. Буревой решил включить Илону в отчетный концерт. Там между оркестром народных инструментов и ансамблем аккордеонистов «Аншлаг» должен был выступить с поэтической композицией.

– Надя уперлась, не хочет, ты будешь за нее, – сказала Вероника. – Я тебе переписала стихотворение Друниной, называется «Комбат». Нужно до завтра выучить.

– Я не успею!

– Я тебе в редакцию занесу.

И действительно – занесла блокнотный листок, а на нем четыре четверостишия.