Единственные

Беда была – как остров, внезапно ушедший под воду, так что остались торчать одни лишь горные вершины. Такую вершину Рома углядел, когда Илона стала вдруг его расспрашивать о сессиях в московском полиграфическом. Ее интересовало, как он ездил в Москву, где останавливался, не поможет ли, если потребуется, найти ночлег. Рома объяснил, что студенты-заочники могут жить у родственников или в общежитии, о чем нужно заранее договариваться; сам он как раз жил в общаге, когда ездил защищать диплом. Илона заинтересовалась: трудно ли было поступить, трудно ли учиться на заочном. Рома рассказал все со своей точки зрения: если не пытаться освоить всю программу за неделю до сессии, то вроде ничего. Но он видел, что Илоне совершенно не хочется учиться.

И вот теперь он ждал ее и немного нервничал. Этих коротких разговоров, от дверей редакции до дверей троллейбуса, за зиму набралось с десяток, но всякий раз он беспокоился, как бы не показаться девушке назойливым и занудным.

Однако Илона пошла не к троллейбусной остановке, а в сторону парка. Это было странно, и она не объяснила, что ей там потребовалось в холодный мартовский вечер, но поддерживала разговор о редакционных делах, и Рома шагал рядом, даже шутил, даже рассказывал анекдоты, хотя к этому делу у него не было таланта, он не умел выдерживать паузы, финальные ударные слова не преподносил с достоинством, а выкрикивал. Ему казалось, что так получится смешнее.

– Илонка!!! – раздался даже не крик, а вопль. Илона повернула голову, Рома – тоже. К ним спешил высокий бородатый парень.

– Илонка, ты к Ольке, что ли?

– Ну! – весело ответила Илона.

– И я тоже! – парень протянул руку Роме. – Я Шур-Шурыч, так все кличут.

– Роман.

– Вот и ладушки. Чем больше хороших людей, тем лучше. Помогай!

Но помощи в несении тяжелой сумки не получилось, уж стишком разного они были роста.

– Что там у тебя, кирпичи? – спросила Илона.

– Бутылки и, ты не поверишь, кафель! Я на стройке прихватил. Пора Гошкин сортир ремонтировать. Там плитку еще при царе-батюшке клали. Илонка, а тебе не надо? Я еще могу взять, кто там его считать будет! Да кафель – что?! Вовка Синицын унитаз уволок. Представляешь, где-то добыл сумку, в которую влезает унитаз! Роман, придержи дверь! Да шире! Ты что встал, заходи!

Так Рома оказался в гостях у Оли с Гошей.

Он не был компанейским человеком, но втихомолку мечтал о компаниях с гитаристами. И он позавидовал людям, у которых водятся такие гитары – разрисованные, с картинками, датами, автографами и наклеенными фотографиями. Биография этого инструмента сразу понятна – боевая и бессмертная гитара!

Сперва ему было неловко, он ведь пришел с пустыми руками, и лучше всего было забраться в уголок, примоститься на краю тахты. Оттуда он видел Илону, которая в компании прекрасно себя чувствовала, вместе со всеми пила сухое вино и подпевала, когда дело доходило до припева. И Рома тихо радовался: если Илона тут ожила и довольна, то в ножки нужно поклониться и Оле, и Гоше, и Шур-Шурычу. Славная компания, и заглядывают на огонек очень милые люди, вот прибыли высокая блондинка и толстячок, тоже бородатый, со своей гитарой, «потому что Гошкина разгильдяйская не строит!»

Компания казалась Роме замечательной еще и потому, что он немного выпил.

Разбредаться гости стали во втором часу ночи. Поскольку все видели, что Илона пришла с Ромой, то и решили – ему ее и провожать. Так и вышло, что они шли пешком холодной мартовской ночью, и Илона смеялась всем Роминым анекдотам.

Наверно, можно было при прощании поцеловать ее в щеку, но Рома не решился. Некое внезапно проснувшееся чутье подсказало, что теперь поцелуи никуда не денутся, главное – не спешить. И он, безумно счастливый, пошел домой пешком через полгорода, только что не распевая на ходу.

А Илона медленно поднялась к себе, медленно вошла в квартиру, медленно и тихо разделась. Мать спала. В последнее время они встречались редко – когда мать уходила, Илона еще спала, когда Илона приходила – мать или спала, или старалась не выходить из спальни. Чем она там без телевизора занималась – бог весть.

Илона в ночной рубашке пошла в ванную – смыть тушь и тени с глаз. У дверей она столкнулась с матерью. Та, в халате, поднялась по малой нужде.

– Ты пила, – уверенно сказала мать.

– Да, я пила, – согласилась Илона. – Сухое белое. Это полезно для здоровья.

Она была спокойна и неуязвима. И при этом – готова дать сдачи. Мать это понимала. Но думала, что причина – в мужчине. Она ошибалась – причина была в компании. Илона чувствовала себя частью компании, под защитой этих веселых и сильных людей. Уйдя из «Аншлага», она нечаянно нашла для себя более подходящее общество. Аншлаговцы, побунтовав, как-то примирилась с новым руководителем. Сцена им была нужна больше, чем Буревой. А Илона не считала себя актрисой и не хотела бывать там, где все напоминало о нем. Не хотела – до поры. Она собиралась с силами.