Единственные

– Где ж мы, девка, тебя проворонили? – спрашивала Варвара Павловна. – Неужели все дело в этом твоем погорелом театре? Ну, не получилось из тебя актрисы… Так из тебя ж вообще ничего не получилось! Как же это? Ведь не дурочка… Вон Лидка – сама знаешь, не такая умница, как ты… А работает, скоро меня заменит…

Что бы еще сказать – она не знала. И горестно вздыхала, и морщилась – опять болело сердце. Когда-то там, слева, застрял меж ребрами осколок. Врачи вынули и пообещали, что до свадьбы заживет, так и получилось. Потом уже другие врачи, изучив шрам и погнав на рентген, сказали, что сердцу от этой давней раны вреда вроде быть не должно. А в последние годы сердце стало болеть, и Варвара Павловна шутила – давно пора, возраст уже требует болячек.

Прихватило не на шутку, она взяла лекарство, из новых, не старинный валидол, и легла. Стало страшновато, она вспомнила, как Аллу Ильиничну прихватил инсульт прямо на лестнице. Следовало бы вызвать «скорую», но она решила немножко подождать – вдруг после таблетки пройдет. Но голова закружилась – и это кружение перенесло Варвару Павловну в странную больничную палату. Там она сидела на кровати, в длинной светлой рубахе, а вокруг был лес. Лес она узнала – если пройти вперед по тропинке, будут пост и штабная землянка.

– Не бойся, – успокоил женский голос. – Это ненадолго, это так – чтобы тебе пожить немножко на грани, пока тело будет справляться с бедой.

– Ульяша? – удивилась Варвара Павловна, потому что голос был – как у давней подружки.

Но это оказалась молодая женщина, тоже в чем-то длинном, светлом, похожая на Ульяшу – но лишь чуть-чуть.

– Я вот что хочу тебе сказать, милая. Уж тебе-то бояться не надо. Ничего ты в себе не убила, не задавила, не засушила, а все, что было получено, – почти все раздала. Ты просто знай это, понимаешь, просто – знай…

– Что я раздала?

– А вот, смотри…

Из-за малинника вышла семья – Гена с женой, Леша с женой, пятеро внуков. Варвара Павловна улыбнулась им – чтобы их успокоить. А рядом она увидела стайку своих юных подружек, двадцатилетних связисточек, – Тасю, Лельку, Нюру, Ульяшу, Нинку, Юльку. И ожило в душе – как же они, вся их компания, друг дружку любили, как друг дружку на свидания собирали, как раненую Лельку в госпиталь несли, как плакала у Вари на плече Нинка, когда убили ее Костю.

Девушки расступились – появился молодой и красивый Пашка, без каски, русый чуб волной по лбу – влево, белозубая улыбка – война пощадила эти жемчужные зубы. Синеглазый Пашка. Комбат Павел Прохоров, Герой Советского Союза – посмертно…

Кто ж тебя не любил, Пашка? Невзирая ни на что – любили. Всем снился, всем… А с кем целовался в перелеске – до сих пор тайна.

И муж, Иван Семенович, тоже помолодевший, пришел. И улыбнулся. Вот сейчас посмотреть – молодой же был, сорок два для мужчины – не возраст. А тогда казалось, батюшки, вот дурища, полюбила старика… Да, и полюбила, и женой стала, и мальчишек ему родила…

Вдруг до Варвары Павловны дошло – неспроста ей все это показывают.

– Так я что же – туда? К Пашке? К Ванюше? – растерянно спросила она. – Ну, конечно, годы уж такие… да только…

– Не бойся, милая, рано тебе. У тебя еще дела остались, – сказала женщина. – Видишь?

И Варваре Павловне показали девушку, круглолицую, курносенькую, с рыжими кудряшками, которые делали ее личико еще шире.

– Она скоро к тебе придет. Беда у нее. Отогреть надо, ты умеешь. У тебя еще немного тепла осталось, истрать все. Ну, возвращайся.

И она вернулась.

Наутро она позвонила Анне Ильиничне – узнать, как та себя чувствует. После такой ночи поневоле начнешь понимать тех, кого врачи вытащили с того света.

– Плохо мне, – ответила Анна Ильинична. – Лидка, дуреха моя, деньги неизвестно на что тратит. Я вчера мусорное ведро перебирала – ой, божечки мои, сухой хлеб целыми горбушками выброшен, картошку чистит – шкура в палец толщиной. Не понимает, что Ксюшеньке новую курточку нужно. Она техникум закончит, на работу возьмут – как же в старой куртке? Одна она у нас – и то нарядить не можем, вот так-то, а ее замуж выдавать…

Потом Варвара Павловна включила домашний компьютер. Обращаться с техникой пришлось научиться поневоле – нет больше гранок, нет горячих строчек в руках у выпускающего, профессия «линотипист» приказала долго жить, последний линотип сдали в городской краеведческий музей. Она вытащила на экран портреты всех пяти внуков и долго на них смотрела – картинок было больше сотни.