– Ты чей будешь? Что тут забыл?
Услышав в ответ родную русскую речь, усач обрадованно всплеснул руками:
– Свой, значит, братик-солдатик? А я невесть что подумал… Немцы-то обычно к коменданту или к его помощнику ходят, а сюда ни-ни. Не положено. Куришь? Хотя что это я… Тебе сколько годков будет? Пятнадцать? Как и моему младшенькому. Слава богу, война позади. Какая вам жизнь уготована светлая. Радуйся, сынок. И куревом не вздумай баловаться…
Тарас продолжал бродить по дому, развлекаясь чтением развешанных на дверях табличек. «Продотдел», «Строевая часть», «Сектор учебы репатриированных», «Отдел по связям с местным населением»… Черт побери это население. Из-за недобитых фашистов они с Саней вон насколько задержались с отъездом в Россию.
Фокин с Зарубиным вернулись в комендатуру лишь к вечеру и сразу прошли в комнату, временно превращенную в гостиницу.
– Тебя покормили? – спросил капитан. – Я совсем о тебе забыл, закрутился.
– Замечательно покормили, без форели.
– Здорово я тебя замордовал царской рыбкой, – расхохотался Фокин. Он плюхнулся в мягкое кресло и сладко потянулся. – Устал зверски, вздремнуть бы минут шестьсот…
– Ты, я вижу, настроен безмятежно, – усмехнулся Зарубин. – Уверен в успехе?
– На девяносто девять процентов.
– Почему не на сто?
– На сто имеет смелость рассчитывать папа римский. И то потому, что числит себя непогрешимым.
– Значит, один процент оставил на неудачу? – Зарубин закурил. Он был не так спокоен, как Фокин. Майор и внешне подтянулся. Даже чуб заправил под фуражку. И говорил громко, отрывисто, точно подавал команды: – На ошибку мы не имеем права, капитан.
Фокин передернул плечами:
– Кажется, все предусмотрели, подготовили. Сегодня ночью будем ждать гостей.
– Думаешь, сам Майер пожалует?
– Безусловно. Явится собственной персоной. Ведь только он точно знает, где спрятан клад.
– Клад? – переспросил Тарас.
– Назовем так условно, – улыбнулся Фокин. – Майер никому не доверит своего секрета. Могут ведь прикарманить друзья-приятели.
– Нам пора, капитан, – поднялся Зарубин.
Встал и Фокин.
– Пожалуй… Лучше прибыть раньше. – Он повернулся к Тарасу: – Ну, дружище, тебя оставляем на хозяйстве. Жди нас с удачей.
Тарас от изумления онемел. Его не берут на операцию? С ума Саня сошел?.. Яростное возмущение отразилось на лице юноши.
Будто оправдываясь, Фокин мягко сказал:
– Пойми, не разрешили. Я ведь тоже операцией не руковожу. Конечно, тебе обидно, но…
– Это нечестно, несправедливо! – закричал Тарас. – Я должен быть там, с вами!
– Не переживай! И мне не трави душу, – примиряюще сказал Фокин. – Через несколько дней мы с тобой закончим тут дела и махнем домой. Понимаешь – домой! Поступишь в Суворовское училище, станешь настоящим офицером со славным боевым прошлым. Конечно, когда ты рядом, мне спокойнее, но… Хватит с тебя приключений!
– Нельзя мне оставаться! – взмолился Тарас, адресуясь к Зарубину, так как понял, от кого исходило приказание.
Майор сердито кашлянул:
– Вот что, солдат, ты свою задачу выполнил. И выполнил отлично, за что заслужил благодарность. Теперь позволь нам! Рисковать – дело взрослых.
Тарас остался один. Он постоял у двери, еще не веря, что его бросили. Подумал, Саня вот-вот вернется и скажет: «А здорово мы тебя разыграли?»
Тишина, стоявшая в гулком коридоре, давила на уши сильнее, чем самый близкий разрыв бомбы. Огромные маятниковые часы, стоявшие в зале на полу, пробили семь, и Тарас понял: никакой надежды… Отъезд на операцию назначен на восемнадцать тридцать.
Парнем овладела злость. Такой обиды ему еще никто не наносил. Какое предательство! Разве взрослые смогли бы разгадать тайну «Приюта охотников»?.. А когда наступил решающий момент, с ним поступили, как с малышом.
Тарас бросился на диван и вцепился в подушку. Впору было зареветь. Но он пересилил себя, сел, сжал кулаки и вслух нарочито грубо сказал:
– Не валяй дурака, отрок!
То была любимая присказка старшего сержанта Горшкова. Именно эту фразу сказал он тогда при прощании на берегу Дуная.
– Запомни, малыш, – добавил, – мне будет очень больно, если с тобой что случится. Ротному передай, чтоб моим старикам отписал. Только поаккуратней – больные они, в годах…
Оставаясь в прикрытии в окружении своры фашистов, старший сержант заранее обрекал себя на гибель. Парнишка не знал, да и никто не мог знать, как неожиданно вдруг повернутся события. В тот момент он был уверен: операция провалилась, задача не выполнена. Горшков отсылал его, пытаясь спасти…
Тарас долго блуждал по канализационным трубам. Лабиринту не было конца. Трижды сбивался с направления, но всякий раз, руководствуясь картой, возвращался к исходной точке и начинал сызнова. От спертого воздуха кружилась голова, ноги заплетались от усталости, ломило спину. Тарас потерял ощущение времени. Одна мысль гнала вперед: во что бы то ни стало найти лаз в бункер…
И он-таки нашел. Когда уже отчаялся, оказался в узком колодце. Что-то подтолкнуло его подтянуться кверху. Слегка приподняв крышку, Тарас увидел ножки стола, чуть дальше – урну с бумагами и пузатый сейф…