Единство и многообразие в Новом Завете Исследование природы первоначального христианства

б) Есть смысл еще немного поразмышлять о фундаментальной роли опыта в фундаментальном единстве — особенно в отношении Духа. Дух в Новом Завете — это прежде всего сила, вдохновляющая и вызывающая к жизни глубоко лежащие чувства. Так, Иоанн говорит о Духе как об "источнике воды, текущей в жизнь вечную" (Ин 4:14). Лука с последовательностью изображает Духа как силу, которая нисходит на человека и улавливает его и вовлекает в зримые деяния и экстатические речи (Деян 2:4; 8:18; 10:45–6; 19:6), а Павел полагает, что дар Духа есть средство, которым "любовь Божия излилась в сердца наши" (Рим 5:5), и свидетельство духу нашему, что мы — дети Божьи, ибо Духом взываем "Авва, Отче" (8:15–16). Павел особенно ощущает этот опыт Духа как основание и формирующее условие их общей жизни как христиан. Фраза "общение (причастие) Святого Духа", (2 Кор 13:13), не означает какой-нибудь объективно существующей институции, прихода или конфессиональной общины, созданной Духом[760]. Ее скорее следует перевести как "участие в Духе", как бы относящееся к разделяемому всеми опыту Духа.

Именно в этом всеми разделяемом опыте Духа таится источник того, что мы обычно понимаем под "общением (причастием)". Поэтому слово впервые появляется в описании христианского собрания после Пятидесятницы — появился новый опыт сообщества как следствие этого основополагающего опыта Духа, который разделили все они (Деян 2:42). Поэтому и Павел, предостерегая филиппийцев от "любопрения и тщеславия", взывает в прочувствованных словах к их общему опыту Духа — опыту как источнику и движущей силе единомыслия и единодушия (Флп 2:1–3).

Суть дела состоит в том, что в самой сердцевине фундаментального единства в Новом Завете лежит не просто доктрина, не просто учение о воскресении Христа, но опыт

соединения с Богом через Его Духа. Фундаментальное единство самых ранних христианских церквей было единством в Духе, выросшее из разделенного всеми опыта Божьего Духа. Именно благодаря крещению в едином Духе, принятию излившегося на них всех единого Духа стали они членами единого же тела; "единость" тела стала возможной благодаря причастию всех единому Духу (1 Кор 12:13). Единство Духа не было чем-то созданным или придуманным ими. Напротив, оно было чем-то ощущаемым ими, испытанным как проявление данного Богом дара Духа. То же самое можно сказать и в отношении евхаристических элементов Первого послания к Коринфянам, гл. 10. Чаша и хлеб описаны как приобщение крови и телу Христа: "Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба" (1 Кор 10:17). "Единость" тела — следствие не только "единости" хлеба, но и общего причащения этому хлебу, общего преломления его. Здесь мы снова видим, что "единость" есть реальность, на которой зиждется все прочее, нечто возникающее из общего опыта общения.

Все сказанное представляется мне фундаментально важным для наших дискуссий. Неизбежно направляем мы свое внимание на взаимоприемлемые утверждения и на общность литургической практики. Но при этом слишком легко забывается, что единство Духа есть переживаемый опыт дара Божьей милости. Согласно апостолу Павлу, единство тела достигается разделенным всеми опытом единого Духа и единого хлеба. Это не есть нечто структурное по сути, нечто такое, что мы можем создать или навязать кому-либо своими экуменическими трудами. Общение Святого Духа есть нечто обнаруживаемое, нечто данное, и, если стремиться к структурному единству, не исходя из разделяемого всеми опыта Духа, надеяться на успех не приходится.

в) Эсхатологический характер истоков христианства заставляет задуматься еще об одном в принципе важном деле. Христианство начиналось как движение обновления в рамках иудаизма I в. н. э. Оно начиналось как опыт освобождения, как прорыв через барьеры и перековка традиций, как движение Духа, облачающегося в новые

формы и выражающего себя в новых структурах. Более того, такое самоощущение христианства, — как движения освобождения и обновления, часто исполненного большого энтузиазма, — было заключено в рамки нашего основополагающего документа — Ветхого Завета. Канонический портрет христианства без него немыслим.

И это остается в силе, даже несмотря на то, что имеются ясные признаки спада энтузиазма и все более отчетливого формирования образов веры и церковного устройства уже в рамках Нового Завета, особенно в Пастырских посланиях, и даже несмотря на то, что христианство зачастую принимало такого же рода структурную солидность и исключительность, как и иудаизм, против которого восставали Иисус и первохристиане. Дело в том, что христианство в своих священных писаниях сохраняет не только напряженность между Ветхим Заветом и Новым, но и вдохновляющую силу и источник обновления — в рамках церковных структур, если они достаточно гибки, но — и пусть это послужит нам предупреждением — вне их, если нет!