Единство и разнообразие степной культуры Евразии в средние века

В нашу задачу не входит рецензирование книги С. А. Плетневой, имеющей немало неоспоримых достоинств, в том числе и четкое изложение тезиса, вполне достойного того, чтобы стать предметом плодотворного научного диспута. Наша работа – только отклик на этот тезис, распространяемый автором на все «кочевнические образования: скифское, гуннское, тюркское, уйгурское, хакасское, арабское, татаро-монгольское и др.»[47], которые будто бы «объединялись в государства только … когда часть населения обращалась к земледелию, создающему устойчивую экономическую базу». Этому тезису мы хотим противопоставить следующее положение: растущие кочевые орды или племенные союзы подчиняли себе соседние оседлые народы, либо инкорпорировали, не ассимилируя, группы земледельцев, либо на основе симбиоза создавали мощные державы, иногда на основе военной демократии, иногда феодальных отношений.

Кочевые скифы, ворвавшись в Причерноморье, покорили много оседлых племен трипольской культуры, которых Геродот потом именовал: скифы-земледельцы и скифы-пахари, отличая их от скифов царских и скифов-кочевников. Налицо симбиоз, а не оседание части населения[48]

.

В 209 г. до н. э. шаньюй Модэ создал хуннскую державу с дисциплинированной армией и покорил охотничьи племена южных склонов Саян и Западной Маньчжурии. Во II в. в хуннские земли стали бежать китайские политические эмигранты, цяны, жуны и другие племена. Образовался слой оседлого населения, не смешивавшийся с хуннами и называвшийся цзылу, т. е. кулы[49]. Слово кул ныне обозначающее раба, в древности было названием иноземца, принятого, но не уравненного в правах. Кулы были и у тюрок, исполняя те же обязанности, что и у хуннов – занимались ремеслом и земледелием. Кроме того, и хунны и тюрки получали необходимый им продукт от покоренных или союзных соседей. Опять-таки здесь не оседание кочевников, а разные формы междуэтнического контакта.

Сложнее с уйгурами. Этот степной, кочевой народ, захватив гегемонию в Монголии, соорудил два города Каракорум и Байбалык, но . . . руками приглашенных согдийцев и китайцев по заказу главы манихейской общины, сирийца или перса. В центре столицы стоял золотой шатер[50]

. Кочевание тут не при чем. Когда же после 861 г. разбитые в степи уйгуры Бугу Цзюня осели в Турфане и Куче, то там не создалось государства, и глава оседлой, новой Уйгурии носил титул идыкут, а не хан.

Хакасы и арабы упомянуты С. А. Плетневой, видимо, по ошибке. Хозяйство первых в Минусинской котловине было основано на ирригации и заготовках сена, т. е. это было оседлое скотоводство. Арабы же, создавшие халифат, были жителями оазисов, оседлыми еще со времен царя Соломона и царицы Савской (X в. до н.э.); и именно оседлые арабы разгромили кочевых бедуинов, сопротивлявшихся до последней возможности тем, кого они за своих не считали. Единый арабский народ возник только вследствие побед Абу-Бекра (634 г.) и распался, как только ослабла власть халифов: бедуины Бахрейна освободились под знаменем карматства уже в IX в.

Татаро-монгольское государство, по словам авторитетнейшего очевидца Елюя Чуцая, «было основано в седле», а затем, после распадения на улусы, развитие пошло по тому же пути, как и у всех прочих. В Китае монгольские войска несли только гарнизонную службу, а, возвращаясь домой, пасли скот, как их предки, но не оседали.

В Иране Хулагиды использовали сначала христианских, потом мусульманских грамотеев для службы в канцеляриях, а продукты земледелия получали в виде налога, но сами земледелием заниматься не стали.

В Литве и России начиная с XIV в. многие татары покидали Орду и «выезжали» служить литовским и московским князьям. В Литве они образовали слой мелкой шляхты, сохранив веру ислама; в Москве, где крещение было обязательно, каждый багадур, поступавший на службу зимой, – получал шубу и дворянство, а летом – княжеский титул. Эти татары действительно перешли на оседлый быт, но при этом вышли из своего этноса и сохранили только специальность – пограничную военную службу, теперь уже с другой стороны.

Итак, не «от кочевий к городам», а сосуществование кочевий и городов при меняющихся формах взаимодействия.

Все приведенные нами соображения имеют, помимо теоретической, еще одну практическую цель: преодоление трудностей, возникающих при интерпретации археологического материала. Только правильный аспект, включающий в себя обозрение географического разнообразия и этнографических закономерностей адаптации этноса к ландшафту, позволяет отличить прогресс от натуральной самобытности.