Эдуард Стрельцов

Однако нам, понятное дело, важнее итог 65-го года применительно непосредственно к Эдуарду Анатольевичу. Для начала я обратил бы внимание на публикацию многоопытного А. П. Старостина, который 23 декабря в «Советском спорте» назвал Стрельцова в числе «уже знакомых нам футболистов, которые продемонстрировали новые качества». Список включал и Хмельницкого, и Банишевского, и Сабо, и Еськова, и Афонина. То есть, коли внимательнее всмотреться, после первого же сезона по возвращении он фактически назван кандидатом в сборную.

А вот мнение человека, намного хуже разбиравшегося в футболе, нежели Андрей Петрович. Речь о Ц. С. Солодаре. Который, как известно, не только автор слов песни «Казаки в Берлине», получившей статус чуть ли не народной, но и фронтовой корреспондент, сочинивший массу пьес и выпустивший множество книг. В советской пропаганде Цезарь Самойлович являлся фигурой не менее серьёзной, чем С. Д. Нариньяни и И. М. Шатуновский (живо помнятся его публикации в «Крокодиле» или «Огоньке», где бесстрашно клеймились зарубежные агрессоры и сионисты). Такой человек, по моему мнению, не мог выступить исключительно от своего имени. Поэтому так значима его заметка в «Футболе» от 21 ноября:

«Ныне в “Торпедо” наиболее яркие выразители интеллектуального футбола — это Валерий Воронин, Валентин Иванов и Эдуард Стрельцов. Они не всегда играют идеально, но всегда играют не банально, и, я бы сказал, умно, с творческой выдержкой. Именно на них справедливо равняются сотоварищи по команде — и опытные мастера, и молодая торпедовская поросль».

Видите, как: Стрельцов, два года назад выпущенный по УДО, — теперь полноправный «сотоварищ». Больше того, «поросль» получила счастливую возможность «равняться» на него. А что «сотоварищи» Цезаря Самойловича по идеологическому цеху писали о стрельцовском интеллекте, мы с вами, думается, не успели забыть. Здесь же Эдуард стал представлять собой интеллектуальный футбол.

Что всё это значит? То, на мой взгляд, что в «механизме» что-то «щёлкнуло». Стрельцов получил, а скорее заработал новый статус. Иначе чем объяснить ответ старшего тренера сборной СССР Н. П. Морозова на вопрос о привлечении в команду «других футболистов»: «Да. Мы не сбрасываем со счёта В. Иванова, Э. Стрельцова, И. Численко и многих других. Ещё раз повторяю: двери в сборную не закрыты никому» («Советский спорт» от 23 декабря).

Вот такой сезон выдало «Торпедо». 22 победы с разницей 55:21.

...А теперь давайте задумаемся над тем, что называют феноменом. Ведь если спокойно поразмышлять и прикинуть, то ни о каком возвращении (причём впереди у Эдуарда — масса успехов) говорить в привычной нам реальности не пришлось бы. Мы, получается, незаметно оказались в параллельном мире — и лишь теперь продвигаемся восвояси. Ибо, если остаться во власти фактов и логики, Стрельцов не должен был вернуться в большой спорт. И сезон 1965 года представляет собой натуральную ненаучную фантастику.

В самом деле, кто из футболистов его калибра пытался проделать нечто подобное? Из наших приходит на ум Владислав Жмельков — лучший спортсмен страны 1939 года. Превосходный спартаковский голкипер прошёл разведчиком всю войну, был ранен, расписался на рейхстаге. После войны вернулся в команду. Но, как писал Н. П. Старостин, «то была лишь тень великого вратаря».

В российской истории справедливости ради тоже был редкий случай: в 97-м году чемпион ещё СССР 1984 года Анатолий Давыдов отыграл 15 матчей за родной «Зенит». В сорок три с лишним года, к тому времени уже тренер, он вновь занял позицию крайнего защитника. Достижение заслуживает уважения — но и только. Давыдов закрывал «дыру» на фланге: у тогдашнего «Зенита» (сегодня в это трудно поверить!) не было денег на покупку молодого исполнителя. К тому же уровень российского чемпионата второй половины 90-х не шёл ни в какое сравнение с первенством Союза 60-х.

Безусловно, и зарубежные звёзды уходили и возвращались. Но примеры с американским клубом «Космос» брать не будем — там просто платили. А Гарринча, как ни обидно, с каждым очередным появлением приближался к послевоенному Жмелькову. Да и как вообще сравнивать чью-то временную отлучку из профессиональной лиги с пребыванием в советской колонии строгого режима?!

А Стрельцов, не отклонив от себя «ни единого удара», вновь заиграл. Правильно говорят: уже две тактические схемы за его отсутствие сменились. Сначала с «дубль-вэ» прощались, потом 4—2—4 внедряли, затем и к 4—4—2 приглядывались. А он у себя на кварцевых шахтах почему-то успевал за прогрессом. Когда же освободился, то уже народ стал задумываться, как освоенные схемы менять, чтобы «Стрельца» сдержать. Вот, например, что 10 ноября в Ростове местные армейцы соорудили: «Прикрепив к Стрельцову двух сторожей и решив таким образом вопрос о безопасности своих ворот, ростовчане предприняли осаду стана противника», — писал «Советский спорт». Это, правда, возвращение к Олимпиаде-56, а не модные новации 60-х. Так что делать-то?