Читаем Эдуард Стрельцов. Насильник или жертва? полностью

Выходит, били Стрельцова с Ивановым. Стрельцов ответил, за что и был наказан. Может, руководители «Торпедо» и футболисты сгустили краски, чтобы смягчить товарищу наказание? Ничего подобного. Все так и было. Это подтвердил возникший нежданно-негаданно через тридцать лет очевидец одесского матча – минчанин Николай Угланов. Он вспоминал о той игре летом 87-го на страницах «Советского спорта» в материале «Трудное счастье Эдуарда Стрельцова»: «Что со Стрельцовым на поле вытворяли защитники! Толкали, цепляли, хватали за трусы, били по ногам… Проиграл тогда „Спартак“. Единственный, но красивый гол ему забил все тот же Стрельцов: ох, как он обыграл двух защитников! А удар у него, сами знаете, был пушечный! Но спустя несколько минут допустил грубость – за товарища заступился, за Иванова. Того защитник „Спартака“ Артемов локтем под дых ударил. Можно сказать, буквально нокаутировал. Ну а Стрельцов возьми да ответь Артемову… После этого случая его на три игры дисквалифицировали».

Ай-да болельщик! Все видел, все помнил, все знал. А ведь и в самом деле Стрельцов за товарища заступился. Через два года, в 89-м, Валентин Иванов подтвердил рассказ минчанина в беседе с корреспондентом журнала «Спортивные игры» почти в тех же выражениях: «Был там один защитник, фамилии даже не вспомню, который так меня допекал с первых же минут, что, как говорится, хоть стой, хоть падай – бил по ногам без всякого зазрения совести. Боролись за верховой мяч, и он буквально нокаутировал меня, ударив локтем в солнечное сплетение. Подходит Эдик, а я не то что привстать – воздуха глотнуть не могу. Он посмотрел на меня и отошел. А через минуту-другую Эдика судья удалил с поля. Стрельцов, который никогда не грубил на поле, по-своему расплатился с хулиганом его же способом. Геройство? Нет, конечно… Он вступился за товарища, не за себя. Стрельцов, когда ему втыкали, как у нас говорят, по обеим, не отвечал. А тут – за товарища… Закон дружбы был для него свят…»

Взгляд сквозь темные очки

Свой взгляд на вещи изложил в объяснительной записке на имя начальства арбитр Шляпин: «На 14-й минуте первой половины игры между командами „Торпедо“ Москва – „Спартак“ Минск за нетактичное поведение, выразившееся в замахе на игрока № 3 „Спартака“ т. Иванова (однофамилец торпедовца Валентина Иванова. – А.В.), мной был предупрежден игрок № 9 „Торпедо“ т. Стрельцов.

На 21-й минуте этой половины игры Стрельцов был удален с поля, причиной удаления было следующее: Стрельцов, идя с мячом в центр поля и видя, что его пытается атаковать игрок № 5 „Спартака“ Артемов, пустил ногу поверх мяча на колено Артемова. В результате чего Артемов получил травму колена…

В перерыве я зашел в комнату врача, где Артемову оказывалась медицинская помощь, и выяснил, что у Артемова ушиб колена со ссадинами от шипов».

Объективности ради судье следовало рассказать и о художествах минских защитников, но тогда пришлось бы объяснять причину своего бездействия. К чему головная боль. Так истинные насильники предстали жертвами. И наоборот.

Протоколы собрания торпедовского коллектива, объяснительная записка Шляпина и заявление Стрельцова, в котором он, не отрицая своей вины, просил оградить себя в будущем от грубых и провокационных действий защитников, легли на стол футбольных руководителей. Об их вердикте вы знаете.

Так справедливо ли был наказан Стрельцов? Если рассматривать его проступок изолированно, вне контекста времени, гуманного, доброго, либерального к заплечных дел мастерам, профессионально делавшим свое черное дело, – вполне. Шляпин, каравший в тот день избирательно, если только усмотрел в действиях Стрельцова в игровом единоборстве с Артемовым злой умысел, обязан был его изгнать. Вопросов нет. Не может быть претензий и к властям, соответственно отреагировавшим на объяснения арбитра. Впрочем, за преднамеренную грубость, повлекшую за собой травму футболиста, можно было наказать и построже. Все это так, если бы только руководители были последовательны и принципиальны всегда и во всех случаях. А случаев аналогичных было немало. Увы и ах. Реальная картина слишком далека от идеальной.

Почивающая Фемида

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное