Эдвард Григ

С тех пор прошло двадцать лет. Пер Гюнт объездил весь мир и занимался разными делами, главным образом торговлей, попал наконец в Африку, где вздумал изображать из себя пророка. Он разбогател, потом потерял свое состояние, потом снова нажил много денег. И, чем дальше, тем заметнее он отдалялся от человеческого и приближался к миру троллей, хотя внешне это выглядело не так. Он растратил свой чудный дар, дар поэтического вымысла. И, вместо того чтобы сочинять дивные песни и сказки и этим доставлять людям радость, он стал хитрить и обманывать людей ради собственной выгоды.

При этом у него были такие жалкие цели! Он хотел сделаться королем и думал, что для этого надо только разбогатеть. Он забыл, что, отрекшись от самого себя, можно сделаться только королем троллей, а это королевство рано или поздно разлетается, как разлетелся в прах замок короля Довре.

Странная, пестрая жизнь! Пер Гюнт — его теперь называли «красивый господин средних лет» — пообтесался за время своих странствий, он говорил понемногу на трех европейских языках, умел вовремя привести цитату из модной книжки и даже из классиков и производил впечатление культурного человека на таких же дельцов, как и он сам. Пер Гюнт — делец! Он торговал бронзовыми и прочими божками и наконец стал торговать и живыми людьми — рабами-неграми! Тролли проделали с ним и эту штуку!

Но как он скучал! Как ему было тоскливо! Увлечение глупой дочерью арабского предводителя Анитрой немного освежило Пера, взволновало кровь. Он вспомнил, что знает много песен, и в пустыне зазвучала серенада Пера. Но он был слишком стар и слишком умен для Анитры. И, когда он подарил ей бриллиантовый перстень, чего она добивалась, она ударила его хлыстом и ускакала на его лошади.

Потом случилось так, что он потерял все свои богатства и должен был начать все сначала. А прекрасная Сольвейг все еще сидела в избушке на севере Норвегии и ждала. Чем больше отрывался Пер Гюнт от родной природы и от своего народа, тем глубже постигала их Сольвейг. И песня, которую она пела, стала впоследствии народной песней. То была песня о верности, которая длится долгие годы, всю жизнь. Ведь в ее глазах, в ее сердце любимый оставался самим собой, и перед ней были бессильны тролли!

(«Да, — размышлял Ибсен, — эта песня ему удастся, может быть, это украсит все. Лирика — великая сила… Но есть и другая сторона, о которой необходимо подумать!»)

…И еще двадцать лет прошло. Пер Гюнт продолжал странствовать. У него обнаружилось одно из опасных низких свойств троллей — умение оправдать любое свое преступление, любой обман. Во время шторма в океане он выбил доску из рук матроса, который держался за нее; молодой матрос утонул, а старый Пер спасся. Но этот проступок оправдали бы на суде. Ведь и там сидели тролли! А что бы ни натворил зять короля троллей Пер Гюнт, всему они нашли бы оправдание! Он не только не был обвинен, но и вполне успокоил собственную совесть.

Однажды он попал как посетитель в сумасшедший дом. Там говорили разные умные вещи, и один из безумных все время приставал к посетителям, уверяя, что он не человек, а перо, которое забыли обмакнуть, и что он скучает без работы. Должно быть, ему очень хотелось высказаться. Кончилось тем, что безумный перерезал себе горло и, в восторге указывая на капающую кровь, кричал, что это нужные ему чернила.

Этот случай произвел на Пера тяжелое впечатление, и он решил возвратиться на родину. Ах, как прекрасна была родина! Ничто не изменилось! Скалы были все так же величественны, фиорды так же сини, солнце все так же ласково и желанно. Хорошо было бы умереть на родине — и весной! Но молодежь встретила его неприветливо. Никто не хотел верить, что этот суровый старик и есть легендарный Пер Гюнт, сказочник, который жил, должно быть, в незапамятные времена и был непередаваемо красив и весел. Они пели все его песни, его имя произносилось здесь довольно часто. Смотри-ка! Кто бы мог подумать! Ни одно его королевство не продержалось так долго! Но сам он не нашел здесь ни одной близкой души, ни одного знакомого лица. Одинокий, он побрел в лес.

Ночью разыгралась буря. Ветер выл и свистел. Пер шел спотыкаясь; он вспоминал Озе, которая умерла сорок лет назад, и слышал ее голос в завывании бури: «Ну-ка, мой конь, лети поскорее: страннице Озе пора отдохнуть!» Это были ее предсмертные слова.

О, какая долгая, жестокая ночь! Иногда весна на севере бывает такой суровой! Утром опять посветлеет небо и станет тепло, но он не скоро наступит, этот рассвет!

Тяжелые воспоминания обступили Пера и преследовали его всю ночь. Они свивались у его ног спутанными клубками, и он не мог убежать от них.

«Мы песни, мы песни, — напоминали они. — Разве ты нас не знаешь? Мы те песни, которые ты не успел сложить, а эти песни всегда самые лучшие!»

«Мы твои думы, — шипели клубки, развиваясь. — Мы те думы, те славные мысли, которых ты не додумал, а они всегда самые верные!»

«Мы твои дела, — доносилось ему вслед, — добрые, благородные дела, которые было дано тебе свершить, если бы ты сумел победить в себе троллей!»

Если бы! Если бы!