Ее худший кошмар

Лоррейн поставила на стол пакет с ленчем. Она часто приходила в корпус психиатрической лечебницы, чтобы принести Эвелин поесть.

Эвелин заглянула в пакет: морковь, яблоко, чашка куриного супа с лапшой и печенье с шоколадной стружкой.

— Я бы не стала клевать на эту удочку.

Джаспер тоже был милым и вежливым. И что он с ней сделал?

Лоррейн поправила в ухе серьгу.

— Доктор Фицпатрик говорит, что все мы носим маски. У психопатов такая маска больше похожа на зеркало. Психопат отражает для вас именно то, что, как ему кажется, вы хотите увидеть. Они внутри пустые.

Нет, не пустые. Эвелин ни секунды не верила в это.

Однажды она увидела обнаженную душу психопата, заглянула ему в глаза так, как никогда не заглядывал доктор Фицпатрик, и, видит бог, никогда этого не сделает. Мужчины, которых они лечили, были далеко не пустыми; слово «пустой» было слишком близко по значению к словам «нейтральный», «безвредный». Будь она религиозным человеком, то наверное заменила бы его на слово «бездушный», как наиболее подходящее, но она не была в церкви уже более десяти лет.

— Они знают, как втереться в доверие, — поправила она. — Как сделать вид, будто они сопереживают окружающим их людям. Они — волки в овечьей шкуре и потому способны причинить так много боли и страданий.

А люди, которые неравнодушны к их судьбам, обычно расплачиваются за свою доверчивость.

Лоррейн смерила Эвелин пристальным взглядом.

— Вы уверены, что это только Хьюго вас так расстроил? Вид у вас… измученный.

А ведь сегодня еще только понедельник. Не лучший способ начать неделю.

— Вчера вечером я плохо спала.

— Почему бы вам не пойти домой и не отдохнуть?

Эвелин лишь отмахнулась от такого предложения.

— Еще нет даже двенадцати.

— Послушайте, с этим местом ничего не случится, если вы пару часов отдохнете. Все и так восхищаются вашей преданностью работе, — а я больше всех, — но вы загоните себя, ей-богу, если не угомонитесь.

Эвелина вытряхнула из флакона ежедневную таблетку витаминов, которую держала в ящике стола, и бросила ее в стакан с водой.

— Не сгущайте краски. Со мной все в порядке. Я не могу уйти с работы. — Она бросила взгляд на часы на стене. — Наш новый заключенный будет здесь с минуты на минуту.

— Кто? Энтони Гарза? Я думала, что он появится не раньше четырех.

— Согласно прогнозу погоды, приближается снежная буря, и поэтому они вылетели более ранним рейсом. Вы разве не получили сообщение?

Лоррейн поправила сетку для волос.

— Сегодня утром я еще не проверяла электронную почту. Была слишком занята на кухне.

— Один из федеральных маршалов позвонил мне незадолго до моей встречи с Хьюго. Самолет уже приземлился в Анкоридже.

Из-за усиленной охраны, которая требовалась для перевозки «резонансных» убийц, их прибытие всегда становилось серьезным делом.

Весь персонал учреждения был предупрежден… просто на всякий случай, хотя присутствие Лоррейн вовсе не требовалось, в отличие от присутствия руководства клиники, надзирателей и команды психиатров. Не хватало, чтобы кто-то допустил оплошность, которая может привести к побегу или травме. Как первое учреждение такого рода, Ганноверский дом представлял собой радикально новый подход к изучению психопатии, а это означало, что все сотрудники должны проявлять высокий профессионализм, дабы не лишиться общественной поддержки, которой они так упорно добивались.

Только потому, что в отличие от других мест, которые рассматривало правительство, Хиллтоп не стал сильно противиться появлению на его окраине тщательно охраняемого психиатрического центра, нечего даже надеяться, что его жители останутся в стороне от такого резонансного события. Обычно местные жители, которые не работали в Ганноверском доме, держали свое мнение при себе, но это вовсе не значило, что они встретили ее и ее детище с распростертыми объятьями — особенно Амарок, красивый патрульный полицейский штата Аляска, он же единственный блюститель закона и правопорядка в городке.

— Что известно о Гарзе? — спросила Лоррейн.

Вопрос поверг Эвелин в замешательство. Отбор обитателей Ганноверского дома производился на основании преступлений, которые они совершили, и их поведения, что делало ее учреждение уникальным в своем роде, наряду с позитивным названием («Дом», а не «Тюрьма») и особым упором на исследования и лечение в отличие от обычных мест лишения свободы.

Но Энтони Гарзу Эвелин выбрала потому, что тот был практически неуправляем. Если бы специалистов Ганноверского дома попросили хорошенько взвесить все последствия такого решения, как, вероятно, и должно было быть, они наверняка отказались бы от него на том основании, что Гарза чересчур агрессивен и потому не подходит для их исследовательской программы. Он не только нападал на всех своих сокамерников; год назад он едва не убил надзирателя.

Но Эвелин считала, что ярость, зашкаливающий уровень ненависти и вербальной агрессии помогут выявить то, что они до сих пор безуспешно пытались в нем нащупать.