Ее любили все

– Фактически добил ее, – хмуро пояснил Кошкин. – Или дал ей умереть, называйте это как хотите. И это был его первый непростительный поступок. Второй – что во время вскрытия он понял, что Евгения была убита, но сделал все, чтобы скрыть этот факт. И третий его поступок, который меня просто бесит, – что он дал самым дурацким образом себя ухлопать, вместо того чтобы внятно сказать мне, кто стоит за всем этим. Впрочем, учитывая место преступления, это может быть любой из членов семьи плюс домработница и ее дочь. – Кошкин вздохнул. – Будьте так добры, заберитесь на стол. С ногами, пожалуйста.

– Это еще зачем? – удивилась Виктория.

– Затем, – ответил бессердечный капитан, – что я собираюсь тут все осмотреть. Особенно – пол и ковер. А вы будете мне мешать.

Отбросив всякие церемонии, Виктория подчинилась и залезла на стол, а Кошкин убрал в сторону стулья и принялся скатывать ковер.

– На что именно вы рассчитываете? – вздохнула Виктория, наблюдая сверху за странными манипуляциями соратника.

– На то, что человеку нельзя проломить голову так, чтобы не осталось следов, – отрезал капитан. – Если кровь капает, она неизбежно должна куда-то попасть, а если она попала куда-то, то черта с два ее выведешь. Если орудие убийства постоянно находилось в этой комнате, девять из десяти, что преступление случилось тут же.

Ползая на коленях по полу, Кошкин рассматривал каждое пятно и одновременно изучал изнанку ковра. Скорчившись на насесте, Виктория пыталась хоть что-то понять по его лицу, но капитан был по-прежнему хмур и сосредоточен. Судя по всему, пока он не отыскал то, что рассчитывал. Наконец он выпрямился и спросил:

– Виктория, вы вроде часто бывали здесь. Скажите-ка, у вас, случаем, нет ощущения, что в этой комнате меняли ковер?

– Нет, – покачала головой писательница. – По-моему, это тот же ковер, что и всегда тут лежал.

– Ну ладно, – вздохнул Кошкин. – А теперь переместитесь куда-нибудь в другое место. Мне надо осмотреть пол под столом.

Виктория забралась с ногами на подоконник, а Кошкин с прежней обстоятельностью принялся изучать пол и ковер в центре комнаты. Потом переместился к угловому столу, на котором стояла пишущая машинка. Она жалобно звякнула, когда капитан поднял ее и отнес на свободное место. Угловой стол он тоже отодвинул, но ничего под ним не обнаружил.

– Какие выводы? – бодро спросила Виктория.

– Да никаких, – хмыкнул Кошкин. – Следов убийства я в этой комнате не обнаружил. Стало быть, имеют место десять процентов, о которых я упоминал. Либо ее убили в другой комнате гостеприимного дома, либо наши выводы ошибочны и на самом деле мы пошли неверным путем. Либо, наконец, ее убили в этой комнате и тем орудием убийства, которое вы вычислили, но, к примеру, некто позаботился настелить на пол пленку или брезент, чтобы не оставить никаких следов. Тогда это уже умышленное хладнокровное убийство.

На этом месте в дверь заглянул Лев Подгорный, доложил, что Наталья едва не выцарапала глаза Кириллу, который ее держал, но Кирилл запер домработницу в ее комнате, где пленница верещит уже добрых полчаса. Лично он из ее воплей узнал несколько ругательств, о существовании которых не подозревал, несмотря на обширные познания в русском языке. Пока никто больше не убит, и в сердцах теплится смутная надежда, что так будет и впредь. Кроме того, Лев довел до сведения капитана, что все оставшееся в живых население каравеллы хочет обедать, в связи с чем стоит принять какие-нибудь меры.

– Какие могут быть меры? Готовьте обед, – отозвался капитан и, когда Лев собрался уходить, добавил: – На всякий случай предупреждаю, что за все несовместимые с жизнью вещества, которые окажутся в еде, отвечать будете вы.

Лев заржал, как конь, заверил Кошкина, что сделает все от него зависящее, чтобы травить редко, но метко, и удалился. Вздохнув, капитан стал раскатывать обратно ковер и ставить на место столы и стулья.

– Получается, мы по-прежнему ничего не знаем? – с горечью спросила Виктория. – Никаких следов нет, и пять человек… – Она осеклась. – Женя, и Валентин Степанович, и профессор, и ваш друг, и…

– Толя не был моим другом, – с раздражением ответил Кошкин. – Я не могу называть другом человека, который убивает подозреваемого на допросе. Просто коллега, и точка.

– А почему он это сделал? – спросила Виктория нерешительно.

– Толя ловил маньяка, – отозвался Кошкин. – Который убивал детей. В конце концов нашел одного педофила, с большим трудом, по анонимному звонку. Опергруппа выехала на место и обнаружила там останки ребенка. И Толя не выдержал. Не знаю, что он там сделал с этим подонком, вероятно, давил на болевые точки, или просто артерию пережал, чтобы следов не оставить. Короче, подозреваемый умер, и его семья подняла такой шум… Начальство пыталось отстоять Толю, но тогда как раз была кампания по чистке органов, и его уволили. Но самое скверное не это. – Кошкин закусил губу. – Или у того маньяка нашелся продолжатель, или… В общем, похоже, что Толя убил не того. Потому что дети по-прежнему пропадают. Только их никто больше не находит.