Ее немагическое величество (СИ)

— А тебе не кажется, что ваш Геликс просто не хочет отдавать вашу часть наследства?

— Да там наследства-то… — вздохнула Эльза, — не так уж много на самом деле. Нет, ты не думай, Геликс хороший, нас с Элькой никогда не обижал. Ну, может, наследство и зажал, да. Но с другой стороны… Ну как вот мы теперь без родителей? Хорошего мужа сосватать — родители нужны. Думаешь, этим будет заниматься брат? Он нас на два года старше всего.

— А лучше быть вечной служительницей?

— Ну а что? Нам тут неплохо. Но ты знаешь, — понизила голос она, — если Дарий позволит нам продавать пиццу, у нас ведь будут деньги, да?

— Будут, конечно! Да ты поговори с Дарием, объясни все. Вряд ли он примет вас с сестрой в вечные служители, если вы этого на самом деле не хотите.

— Эх, знать бы еще точно, чего конкретно мы хотим, — вздохнула Эльза, — но ты права, конечно. Не дело это, идти против собственной воли. Хоть мы и просто слабые женщины, все же существа разумные, правда?

— Правда, — улыбнулась я. Кажется, эта сестренка точно не станет вечным служителем. Извини, Пресветлый!

На следующий день и Эльза, и Эльвира как ни в чем не бывало хозяйничали на кухне. В течение следующей недели я постаралась сбросить на них всю основную готовку, сама только руководила. Ну, до тех пор, пока там не появлялась Чина. Эта девица и меня тоже заставляла пахать до седьмого пота. Идея Дария насчет столовой для всех заработала и начала приносить неплохие деньги. Верующие охотно покупали пиццу сначала просто поесть, потом стали забирать с собой. Дарий начал привлекать меня к бухгалтерии, потому что ему самому было уже сложно справляться с таким количеством подсчетов. Альбертан, узнав об этом, потешался вовсю, говоря, что мой статус повысился от простой кухарки до удачливой торговки. Поздравлял и пророчил мне карьеру министра финансов. Но мне пока комфортнее было на кухне. Как-то привыкла уже, особенно если Чина сюда не заглядывала. Сегодня, к счастью, ее пока не было. Когда дело уже шло к обедне, в нашу вотчину ворвался Ликар, схватил меня за руку и молча потащил в мою каморку.

— Ликар! — я даже испугалась, такие горящие глаза на его обычно спокойном лице я видела впервые. — Что случилось?

— Ничего особенного, — хрипловатым баском сказал он, — светлого дня.

— Ого! — я не смогла не оценить некоторой красоты его ломающегося голоса. — Ты же вроде еще вчера пел молитвы?

— Позавчера! — заломив руки, он носился по каморке. — Вчера я подумал, что немного простыл, и это ничего, подлечусь и буду петь, а сегодня! Вот как можно петь? Вот что делать-то теперь? Дарий ушел куда-то, служителей отправил на закупки. И нас, служителей, только двое осталось, а там полный храм людей! Брат-служитель принимает исповеди! Мне же нельзя исповедовать, я только петь должен! А как я буду петь? И что делать?

— А что тут можно сделать? Пусть исповедует в тишине.

— Да нельзя же! Молитвы должны звучать обязательно! Обычно двое поют, но сейчас с этой твоей пиццей все занимаются непонятно чем!

— А от меня-то ты что хочешь? Мне тоже нельзя исповедовать!

— А петь ты умеешь?

— С ума сошел? Ну, умею. Но это же не молитвы! Я ни одной до сих пор не знаю. Кстати, можно было хоть кому-то уже и заняться моим образованием! В церкви работаю, ё-моё!

— Да это неважно. Ты говорила, иностранные языки знаешь?

— Ну, знаю.

— Так и отлично! Пой на них. Наши молитвы тоже ведь в основном на древнеронийском, его никто, кроме служителей, и не знает!

— Ликар, ты в своем уме? Это же тогда неправда все будет! Не настоящие молитвы, понимаешь?

— Ой, да какая разница! Ты все равно неверующая. А людям главное исповедь, это она должна быть настоящей, а не твои молитвы. Это так, для фона. Ну, пожалуйста-препожалуйста! Ну, все-все для тебя сделаю!

— Черт с тобой, пошли. Только надо так сделать, чтобы меня не было видно в храме.

— Ну, это само собой, мы поем обычно на клиросе, он огорожен ширмой за алтарем. В ширме маленькие окошки такие, тебе всех видно будет, а вот тебя никто не увидит. Удобно очень! — и он потянул меня в храм.

Мы зашли не в парадную дверь, а через другую, сбоку, и незаметно прошмыгнули за алтарь.

— Что петь-то? — в легкой панике спросила я.

— Любую иностранщину! — шепотом ответил Ликар. — Давай скорее, видишь, народу сколько.

Я прильнула к крошечным окошкам в ширме. В храме действительно было человек тридцать, не меньше. В дальнем углу стоял один из служителей, он исповедовал какого-то мужчину. И мужчина, и остальные прихожане с явным неудовольствием смотрели в мою сторону, хоть и не видели нас с Ликаром.

— Gaudeāmus igĭtur, Juvĕnes dum sumus… — робко начал я.

— Громче, — прошипел Ликар, — у тебя классно получается!

— Post jucundam juventūtem… — продолжила я уже посмелее и погромче.