Ее величество

Лена на некоторое время отвлеклась от беседы подруг и услышала только последние слова Ани:

– …Кому-то в жизни важней всего семья, кому-то друзья и деньги, а кому-то он сам.

В голосе Ани звучала неподдельная боль.

Инна шепчет Жанне:

– …«Муж – мой вечный ад… Сколько мерзости вокруг! Но как покинуть этот свет, когда дети на мне…» – словно приговоренная жаловалась мне Эмма.

Я испугалась. Всё для нее будто сошлось в одной точке. Она как бы подводила черту под крахом всех своих надежд. И я ей отвечала: «Береги, люби себя. Ты же красавица, редкое чудо. Посмотри на себя: нежная, женственная, тонкая, чувствительная. Мечта любого мужчины. Но именно таких выкашивают болезни». Я не преминула пустить в ход эти ободряющие аргументы. Мои комплименты ей были как никогда искренни. А она отмахнулась. Проблемы сверлили ей мозг.

«Растрогана собственным благородством? Много ли Инна «наскребет» подобных моментов за всю свою жизнь?» – недоверчиво подумала Жанна.

«У Лены, наверное, тоже много чего было в жизни, но она никому не доверяет своих секретов и не передоверяет чужих. Скала. Но ведь видела я ее один раз с Инной в уединенном месте парка. Тогда мы еще студентками были. Между ними происходил трогательный, но очень грустный разговор, состоящий, как мне показалось, из напряженных тупиковых моментов. Я тогда смутилась от неловкой ситуации непроизвольного подсматривания и убежала, унося с собой вопрос: «Почему именно Инна? Даже Лена! – мысленно отвлеклась от Эмминых проблем Аня. – Почему кто с осторожной правдивостью, кто в открытую, вываливали на Инну свои секреты измученные нервной перегрузкой невезучие влюбленные девчонки?»

– Жить с обидами – это как навечно оставаться с незаживающими кровоточащими ранами. Как Эмме навсегда расстаться с ними? Отбросить подальше и воспринимать как незначительные, второстепенные? Быть выше всего этого… житейского хлама? – спросила Аня.

– Намылить мужу шею, – рассмеялась Инна.

– Так просто? И сразу почувствует себя свободной? Шутишь. Да, затянули в омут, утопили Эмму зыбучие пески несбывшихся желаний.

– Секрет долгой семейной жизни – не оскорблять друг друга, потому что после некоторых слов возврата к прежнему уже быть не может. Грубые слова нельзя произносить, если даже они есть в голове и готовы сорваться с языка, – задумчиво произнесла Жанна. – Конфликтующие стороны обязаны находиться в рамках.

– Но их постоянно нарушают, – заметила Аня. – Эмма, с ее тонким чутьем, никогда не переходила грань, отделяющую шутку от злой иронии, наносящей обиду, а Федор не понимал этого, был грубо-ироничным, невероятно упрямым, неумолимым, и нравился себе таким. Герой! Представляешь, считал, что в нем при этом проявляется что-то генетическое, исконно национальное. Нет чтобы выбросить из себя всю нечисть… Ведь не только женщина должна искать консенсус. И решительность нужна не только в том, чтобы что-то отрубить, но и в том, чтобы «пришить» по ошибке отрезанное. У него в семье не было традиции душевных разговоров друг с другом, а ведь подобное общение – большое счастье.

– Одних обиды приучают к терпению, в других порождают зло и грубость, – вздохнула Жанна. – К грубости нельзя привыкнуть. Нет, я, конечно, понимаю, Федор – мужчина, и, в отличие от Эммы, запоминает прежде всего грубые и пошлые шутки. Но интеллигентный человек не станет употреблять их при женщине. В семье супруги должны не только позволять друг другу становиться лучше, но и поощрять это стремление.

– Теория, недоступная Федору. – отреагировала Инна.

– Гершвин как-то заявил, что жизнь похожа на джаз. И лучшее, что нам остается – это импровизировать. Вот каждый и сочиняет свою пьесу жизни, как умеет, – сказала Жанна.

– Все хотят счастья. Так зачем же своими руками его разрушать? – хмуро вздохнула Аня.

– Многие личного счастья хотят, а не совместного.

Вон мой второй зять скор на обещания, а как до дела, так его нет. И еще злится, что я проявляю нетерпимость. Куда только направлены его помыслы?

– Вот ты и ответила. Легко хотят жить, да еще и своё самолюбие тешить. – Инна хитро подмигнула Жанне, мол, понимай мои слова как хочешь.

– У женщин тоже бывают глаза не дай бог какие завидущие, и душа сумасбродная, и сердце неверное, – сказала Жанна.

– Но реже.

– Это уж точно.

– Но секс – функция парная. Должно быть тех и других поровну, – подметила Аня.

– Я вспомнила характерный пример. В нашей деревне была одна женщина явно «свободного» поведения, а вот сколько мужчин ее посещало, никто не считал, – сурово объяснила Инна.

– Горькое терпеливое молчаливое презрение у Эммы к Федору непобедимо. Наверное, не раз перед ее глазами возникали сцены собственной гибели. В древней Греции в безвыходной ситуации самоубийство считалось мужественным шагом, сохраняющим честь и достоинство, – сказала Аня. – А у нас оно противно христианскому учению.

– А детей в детдом? – Это Жанна возникла.