Ее величество

– Даже животные понимают ласку и доброту и платят за нее благодарностью. Лошади и собаки бывают очень преданными, – сказала Аня.

– А кошки?

– Нет.

– Значит, Федор не иначе как из кошачьей породы.

– Он еще козел, петух и кобель-потаскун – целый скотный двор в одном гаденыше, – рассмеялась Инна.

– Какая проницательная оценка, какое точное суждение! Совсем заклеймила. Хватит, противно слушать. Ну, прямо как…

Лена не стала уточнять, на кого похожа Инна, увлекшаяся критикой.

И та вопреки мнению о мягкости характера Лены, «на своем хребте» знакомая с жесткостью «эпитетов» подруги, неожиданно улыбнулась:

– Премного благодарна за замечание.

– …Семья и быт Федору быстро приелись, – сказала Аня.

– Нам тоже бывает ой как тошно глядеть на своих мужиков, так что же: сразу хвост трубой задирать? Может, мы тоже не прочь попроказничать, но ведь пока замужем, блюдем себя. Злимся, бесимся, но примешивается сознание того, что мы в ответе за это свое «чудо в перьях», и не позволяем себе расслабляться, – ершисто возмутилась Инна.

– Вот мы виним Федора, а он, наверное, нас. Как можно осуждать природу, ограничивать ее, ломать, запирать сердце, загонять себя в рамки. Ведь только и можно любить что-то недоступное. Бесконечно долго любить… И потом… красота… Она тоже своего рода талант и, если кому дана… ее надо уметь использовать на полную катушку. А мы стеснялись. Нас так воспитали. «Это аморально!» Опасались, что она развратит.

«Второй раз Аня поднимает этот вопрос. Значит, зудит в мозгу, требует разъяснения», – удивилась Лена.

Аня посмотрела на Жанну, потом на Инну. Те как-то сразу не поняли, куда клонит их скромная подруга. А может, просто не успели обдумать эту весьма щекотливую тему и потому не были готовы обсуждать. Монолог Ани был интересный, эмоциональный, но несколько нелогичный. Концы с концами в нем не сходились.

И все же Инна не могла не отметиться хотя бы чужой фразой:

– Понятия «красота», «элегантность», «совершенство» – вариативны, они вне рамок. Каноны – тоже.

– Они сами есть рамки?

– «Красота – условно принятая совокупность достоинств и недостатков, она – поле для экспериментов», – так сказал кто-то из великих.

А Жанна заметила Ане:

– Бунтарская жилка в тебе все-таки имеется.

– Освободи человечество от морали, и оно погибнет. Вспомните Древнюю Грецию, – снова попыталась «завести» подруг Аня. Но Жанна откликнулась только одной конкретной фразой, после которой говорить уже было не о чем:

– Нет такого аморального крючка, на который Эмма могла бы попасться.

– …Однолюбы, как правило, несчастливые, потому что вероятность найти свою половинку слишком мала.

– …Супруги не должны всё знать друг о друге. У каждого должна быть какая-то тайна, загадка, – сказала Аня.

– Нет, какова! Хватит молоть языком. Не о той тайне ты говоришь. Не путай упряжь с лошадью. Я об изюминке, о тайне, сокрытой в женщине. Ее мужчины всегда ищут. Те, которые в этом понимают, а не эти физически и морально вырожденные, инфантильные, изнеженные, развращенные кинофильмами, – принялась насмешничать Инна теперь уже над Жанной. – И еще. Загадочное – не всегда значительное, как часто кажется мужчинам.

– Но именно оно интригует и привлекает их больше доброты и прочих положительных качеств, – отбилась Жанна.

– А в них есть это же самое? – спросила Аня.

– Я готова была видеть достоинства, которых в мужьях вовсе не было. Ах, ах! Весь мир – любовь. И весь он – для меня, вокруг меня, внутри меня. Нежность, преданность… Подобного рода дилеммы давно не стояли передо мной. Я просто искала мужчину, рядом с которым могла бы чувствовать себя женщиной.

Инна произнесла этот монолог бесцветно и безжизненно, но ни Аня, ни Жанна не поверили, что она может быть смирной овечкой. Потому и слушали ее откровение настороженно и внимательно, храня глубокое молчание. Их глаза словно приклеились к ней.

– Федор, наверное, не так прост, каким нам представляется. Он – фигура далеко не однозначная, – засомневалась Жанна.

– Ты его защищаешь? – взвилась Аня.

– Федька говорил, что он не сторож своему сердцу, что следовать всем правилам – значит лишать себя удовольствий. «Айда все в загул! Любовь – мой грех». Шекспир, к вашему сведению. Я слышала, что каждый мужчина мечтает загулять, но не каждый решается. Умудренная жизнью Федькина мать дала ему такую установку, «путевку в жизнь», – рассмеялась Инна. – Видно, в иной ипостаси мамаша сына себе не представляла и ни на что другое в нем не претендовала, – ехидно и зло добавила она.

Со стороны могло показаться, что в Инне кипит личная обида ни на кого иного, как на самого Федора. Но Лена точно знала, что это не так.

– Опять мать! Во-первых, Федор, скажем так, свою голову имеет, а во-вторых, ты свечку при них не держала, – недовольно заметила Жанна.

– За что купила, за то и продаю, – в ответ фыркнула Инна.