Ее величество

Много чего я наговорила Ирине. Но ей нужно было время, чтобы переболеть своей бедой. И дело тут даже не в том, что она очень долго страдала – такое нередко случается со многими из нас, – ей надо было окончательно решиться поменять судьбу. Но трудно достигнуть ободряющей объективности человеку, обладающему на тот момент отрешённой созерцательностью и когда в голове творится хаос. Я понимала, что время для строгого анализа было не вполне благоприятным. Перед тем как совершить решительный шаг, Ирине для начала требовалось выплакаться и трезво оценить ситуацию. Именно поэтому в ответ на мои резкие слова она только тихо пробормотала:

«Свергают тирана, когда ненавидят, а я не могу ненавидеть Бориса. Я только в своём обиженном воображении готова разнести в щепки всё, что с ним связано… Я не отвечаю за весь мир, за насилие в целом, я всего лишь хочу, чтобы в моей семье не было лжи».

«Все хотят, – ответила я резонно. И добавила шутливо: «Только ведь ты знаешь, что невозможно построить коммунизм в отдельно взятой стране».

– Глядя на страдания Ирины, я ощущала бессильную ярость и подкрадывающуюся тошноту, потому-то и сама заплакала, чем невольно помогла подруге расслабиться. Мне неловко признаваться, но я на самом деле тогда испытывала к Борьке удушающий спазм ненависти. Бедная Иришка! Лена, ты же, как никто другой, знаешь, что люди тонкой душевной организации много видят, остро чувствуют, их терзают многочисленные противоречия, они лезут в подробности, когда это меньше всего нужно. Помнишь прекрасную книжку «Физики шутят»? Там была великолепная фраза о внесении бесконечно малых величин в бесконечно большие государственные дела одним великим математиком, которого сделали чиновником. С Ириной, с некоторыми поправками и допущениями, по сути дела, происходило то же самое. Она стремилась подходить ко всему детально, подробно, на «молекулярном уровне». Но мелочи запутывают, делают людей нервными, неприспособленными к жизни. Им не хватает умения просто и объективно констатировать факты, мгновенно делать необходимые выводы. У Ирины именно такая надрывная сентиментальность. И как она при такой чудовищной чувствительности могла достичь огромных успехов в спорте? Наверное, любовь к мужчине – отдельная строка в человеческой психике.

Как-то я, не подумав, спросила Ирину: «Не покажется ли тебе нескромным, если я спрошу: устраивает ли тебя Борька? Может быть, в силу своих консервативных сексуальных предпочтений ты сама не склонна…» Тень неловкости прошла по лицу Ирины, и я не смогла продолжить разговор. А ведь меня трудно смутить чем бы то ни было, я привыкла выспрашивать больше, чем допускают рамки приличий. Но тут растерялась и замолчала. По натуре я неисправимый любитель суматохи, обожаю чужие драмы – своя-то жизнь серая, – но тут меня нимало не позабавила роль утешителя. Успокаивая Ирину, я неожиданно для себя довольно остро испытала неприятное чувство полной её беспомощности и Борькиной безнаказанности как свою беду. До этого печального случая я об этом не задумывалась. Может, закостенела своей болью? Я часто видела в чужих жизнях интересные сюжеты о слепых порывах юности и молодости, так необходимые моему ненасытному любопытству.

Я не злюка, но тогда, обнимая несчастную Иру, я определённо думала о том, что не хотела бы быть свидетелем благоденствия её обидчика… Не забываются муки страданий тех, кто испытал калечащую душу несправедливость. Вот вспоминаю Иру, и темнота её того беспросветного существования переполняет меня. Нет, все-таки хорошо, что Борька так и не сумел тогда внушить и навязать ей своё мнение. Молодец, Ирка, устояла! Судьба дала ей шанс изменить свою жизнь, и она сделала-таки решительный шаг. Ира долго думала о причинах своего неудачного замужества и пришла к казалось бы абсурдному выводу, что не сумела стать любимой потому, что была абсолютно не эгоистична и не расчётлива в любви. Её чувства возобладали над разумом. В человеке всего должно быть в меру, даже доброты. Доля эгоизма обязана присутствовать в характере и защищать от таких вот экземпляров, как Борис. Эгоизм в малых дозах и умеренных пропорциях позволяет трезво взглянуть на ситуацию, сложившуюся в процессе взаимодействия двух индивидов.

Я тогда в шутку сказала Ирине: «Теперь я могу засвидетельствовать, что ты и впрямь поумнела». Она не обиделась, только тяжело вздохнула, будто с сожалением проводила в небытие свою юношескую глупость. Не скрою, в тот момент я почувствовала, что ей всё ещё хочется быть той наивной, искренне любящей девушкой. Но то хорошо, что хорошо кончается. Ирина победила Бориса и, прежде всего, себя».

Справившись со сбившимся дыханием – стенокардия давала знать, – Инна продолжила обрушивать на подруг массу эмоциональной информации.