Ее величество кошка

Чем больше я думаю, тем лучше вижу, в чем состоит польза этого нового чувства, сострадания. Восприятие всего, что есть вокруг меня, мигом изменяется: даже змеи, слизняки, муравьи, мотыльки, мошкара, комары теперь для меня не просто чужаки, которых я могу пощадить, а могу и слопать.

Не иначе само небо спешит наградить меня за это просветление. Луч солнечного света указывает вдруг на место, где отчетливо видны свежие следы подметок и кошачьих лап.

Они близко!

Недавняя богатая энергией трапеза – соколиные яйца – позволяет мне пуститься бегом. Через некоторое время замечаю, что две цепочки следов разделяются.

Наверное, они пошли в разные стороны, чтобы поскорее меня найти.

Я выбираю кошачьи следы. Вскоре у меня за спиной раздается какой-то шорох. Я озираюсь и прислушиваюсь. За мной кто-то крадется.

Вдруг одна из крыс выжила?

Я ускоряю бег, но чувствую, что меня настигают. Оглядываюсь – и что же я вижу?

Норвежец! Невероятно, на что могут оказаться способны те, кому просто необходимо доставить нам неприятности.

Я выгибаю спину, кот тоже. Топорщу шерсть – он делает то же самое. Он крупнее меня как минимум вдвое. У меня нелегкий период, врагов не счесть, не хватало враждовать еще и с кошками!

Норвежец прыгает, сильно кусает меня в плечо и валит навзничь, пользуясь своей тяжестью. Я пытаюсь его сбросить, но где там! Котяра с серебристой шерстью справится со мной играючи.

И тут я вижу его, Пифагора.

– На помощь! – мяукаю я что есть мочи.

Но сиамец застыл, как в столбняке. Только не это! Нашел время следовать своим принципам пацифиста!

– Помоги, Пифагор! – надрываюсь я. – Сделай хоть что-нибудь!

Огромный норвежец принимается меня душить. Я не могу даже шелохнуться.

– В атаку! – пищу я из последних сил.

Но сиамец продолжает наблюдать за происходящим, решая, очевидно, дилемму: устраниться или броситься в бой.

Сейчас самое время изменить взгляды, Пифагор! Ситуация требует действий. Вперед – из любви ко мне!

Я должна найти убедительные слова:

– Ты обвинял сфинкса в трусости. Докажи, что ты лучше его!

Наконец сиамец решается напасть на моего врага, хотя тот вдвое больше его. Норвежец отбрасывает его ударом лапы, но я пользуюсь моментом, чтобы пустить в ход зубы. Теперь нас двое против одного, шансы уравнялись.

Пифагор дерется не слишком умело, зато с душой. Вцепившись норвежцу в голову, он временно его ослепляет.

Я наношу врагу отвлекающий удар в живот.

Потом мы молотим толстяка лапами. Норвежец наполовину оглушен.

– Прикончи его! – требую я.

Пифагор колеблется.

– Он выследил меня, невзирая на расстояние, значит, он умелый следопыт, – настаиваю я. – Нам нельзя рисковать, с него станется привести остальных котов. Я даже не говорю о третьем коте, прыгнувшем в реку, он тоже может быть неподалеку. Придется его убить, Пифагор.

– Убить кота? Никогда еще такого не делал, – возражает сиамец. – Он… он наш брат.

– Хорош брат! Ты забыл, что он собирался отдать нас на растерзание нашим худшим врагам?

– Он просто выполнял приказание сфинкса.

– Если мы его не обезвредим, то поплатимся за это своими жизнями.

Вот черт! Неужели мне придется сделать это самой?

Видя, что от моего раскисшего компаньона мало толку, я готовлюсь самостоятельно устранить опасность. Как я говорила, меня отличает прагматизм. Мои проекты так величественны, что нельзя рисковать их крушением, уступая капризу малодушного соплеменника.

Я убиваю кота, собиравшегося убить меня. Пифагор отворачивается, как будто это позволит ему не считаться сообщником.

– Хорошо уже то, что ты мне помог. Я боялась, ты отдашь меня на милость этому норвежцу во имя своих пацифистских принципов.

– Я… Думаю, нам лучше найти Натали, – бормочет он, избегая смотреть на останки нашего общего врага.

Он дистанционно связывается с Натали, и вскоре та предстает перед нами. Она хватает меня на руки, радостно прижимает к себе, гладит, твердит мое имя:

– Бастет! О, Бастет, Бастет…

Следуют фразы на ее человечьем языке, выражающие, по-видимому, чувство счастья от единения со мной.

Бедняжка, она, должно быть, до смерти за меня тревожилась. Чувство, которое она испытывает, теперь для меня не загадка: это сострадание. Я лижу ее в щеку, показывая, что тоже рада встрече.

Пифагор держится на расстоянии – наверное, ему стыдно, что он медлил с помощью, а потом не осмелился прикончить смертельного врага. Но я не держу на него зла. Вступить в бой с другим котом для него и так большой шаг вперед.

И вообще, он спас мне жизнь.

Все это меня несколько утомило, и я залезаю своей служанке на плечо. Мяуканьем я стремлюсь дать ей понять, что мы потеряли много времени и что теперь нужно спешить с поиском помощи нашим друзьям.