Ее величество

– Я не ханжа, но не приветствую распутство. Жизнь подчас скучна и примитивна, а каждому хочется каких-то позитивных переживаний, ярких событий… Вдруг Фёдор решил претворить в жизнь свои трудно осуществимые, нешуточные сексуальные фантазии? Это его бесконечное, неукротимое влечение стало единственно желанным способом самовыражения, главной радостью. Оно звало, влекло, терзало, вызывало бурю неуемных страстей. Он жил ожиданием новых встреч. Возможно, в нём схлестнулись совесть и азарт. Может, сдерживая себя, он платил за это душевным покоем. Понимаете, к жене у него любовь, уважение, а тут страсть… Это мало с чем сравнимый комплекс чувств. И Фёдор как бы ощутил в себе способность к новому… прекрасному… к физическому разрыванию себя на грани возможного, к мощному взрыву эмоций. Ему было довольно странно и страшно чувствовать себя сверхспособным.

Не сразу он осознал себя обделённым. Вот и посчитал, что отважился на фактически невозможное чудо, потому что получил вызов, на который раньше не умел и не решался ответить. Даже представить себе боялся… А теперь должен совершить прорыв, – в возбуждении привстав с матраса, сказала Аня. – И вдруг он, не сумевший исполниться святости, одержимый демоном страсти – неуправляемой сексуальностью, или, как там её, – чувственностью, взорвавшую в какой-то неведомый момент его серую жизнь… будто проснулся. Он мечтал, мечтал, и только потом безоглядно бросился в бездну сладострастья как в буйное похмелье. Одна, ещё одна, ещё… Облом. И снова на поиски. Всё его внимание приковано к одному… В погоне за наслаждением он ничего не видит, не слышит… Для него это именно то, ради чего он живет… Он кожей чувствует... И на это поначалу тоже требовалось внутреннее мужество. (Какая мозговая атака! Шторм!) Это как болезнь, которая хуже, чем игра в карты и алкоголь. Он не может обуздать свой порок. Его словно переклинивает. Для него удерживать себя в рамках порядочности всё равно что убивать свою природу, естественное, мужское, здоровое проявление. Таким создал его Господь Бог. Его съедала страсть. Он такой – и ничего не мог с этим поделать. С его широкими запросами ему мало одной, двух, трёх… Саднила жажда новых впечатлений, жадность до сексуальных приключений. Азарт застилал глаза, оглуплял мозги. В нем кричала похоть. У него были крылья не из любви… а из пепла. Влюбляться и сгорать!

Я бы тоже не против такой обоюдной любви. Чтобы лететь навстречу друг другу… Но только с одним на всю жизнь. Но страсть кратковременна. И мне это не подходит. А Фёдора, наверное, именно это устраивало. Потому что он часто вспыхивал. И тогда для него не существовало ни семьи, ни детей. Он не контролировал себя. В моменты страсти он не существовал как личность, жил под её наркозом. Помните, у Достоевского?.. И у Толстого. Наверное, трудно сохранять равновесие между страстью и порядочностью? Страсть заставляет людей ошибаться, совершать преступления…

Инна зашлась в еле подавляемом смехе и ничком повалилась на подушку.

– Ну, мать, ты даешь! Фантазёрка. Но Федька, к сожалению, вовсе не такой. Я удивлена до крайности. Ты с такой яростью и искренностью пытаешься в поведении Федьки обнаружить причинно-следственные связи? Нащупала? Есть люди, которые неистово любят, а, впадая в гнев, до сумасшествия ненавидят. Только подвиги хороши на пути благородства, а не распутства.

Жанна не поняла причины смеха Инны и строго процитировала:

– Единство духовного и плотского – это, может быть, одна из самых прекрасных нравственных ценностей. Она наиболее трудно достижима… для женщин. Я, например, только после тридцати лет, после рождения второго ребёнка, поняла вкус к сексу, а мужа всё равно любила. Поэтому сначала тоже считала, что духовное отдельно, телесное отдельно. Но при чём здесь Фёдор с его непорядочностью?

– Какая там духовность в сексе, если мужчина получает удовольствие даже при яростном нежелании женщины! Единение необходимо только нам, женщинам.

– Инна, я не думаю, что ты права, – сказала Жанна.

– Может, мы напрасно заставляем испепеляющее пламя страсти улечься? В этом есть некоторое противоприродное лукавство. Невозможно противостоять, если сердце настойчиво требует высоких амплитуд чувств. А если человек всерьёз ещё раз полюбил? Ведь есть же потребность верить себе, – осторожно продолжила свою мысль Аня, и румянец робкого смущения залил её бледное лицо. – Много вопросов задаю?

«Она до сих пор краснеет? Будто зарницей лицо полыхнуло. Растерянность звучит и в словах, и во взгляде. Какую тему подняла! Вот вам и тихоня», – подумала Лена, внимательно изучая новое для себя лицо выступающей.

«К чему им мои откровения? Всё, о чем бы я ни говорила, Инна всегда оборачивает против меня. Я могу ошибаться. Это моя болезненная мнительность? Но ведь для неё имеются причины», – грустно оценила себя и свой монолог Аня.