Люка вздрогнул, замолк… и исчез. Шу едва-едва чувствовала его присутствие под пеленой невидимости.
— Барон Уго, — больше всего на свете желая убить королевского сенешаля на месте, обернулась к нему Шу.
— Все ли с вами хорошо, ваше высочество? — Старый барон придирчиво осмотрел Шу, словно выискивая свидетельство ее неприличного поведения.
— Со мной все прекрасно, барон. Как видите, я просто прогуливаюсь перед сном.
— Конечно же, ваше высочество. Прогулки перед сном… вам бы стоило взять сопровождающих. Юная шера в саду, одна! — Барон недовольно пошевелил бровями. — Позвольте, я провожу вас.
— Не стоит за меня беспокоиться, шер Уго. В вашем саду совершенно безопасно.
— Разумеется, безопасно, но ваше высочество наверняка заметили нечто странное над замком? Весьма подозрительная воздушная аномалия.
Шу пожала плечами, мысленно прося: Люка, не уходи! Я сейчас отделаюсь от надоедливого старикашки и отвечу тебе. Ты же знаешь, что я тебе отвечу! Боги, как же не вовремя этот сенешаль!
— Всего лишь воздушные элементали, ничего особенного. Ступайте, барон, я желаю еще погулять в одиночестве.
От ментального приказа барон покачнулся, словно потерял ориентацию в пространстве, но устоял. И — не ушел, только разозлился.
— Если вашему высочеству угодно прогуляться, я буду сопровождать ваше высочество. Прошу прощения, но его величество доверил мне безопасность и репутацию вашего высочества.
Ах ты, старый пень! Обвешался ментальными амулетами и доволен! Да я тебя!..
Мягкое касание такой знакомой, такой родной светлой ауры остановило готовое сорваться проклятие, успокоило гнев.
«Мой светлый шер, не уходи, прошу тебя!»
«Мы скоро увидимся, моя Гроза. Я обещаю».
«Я люблю тебя! Мне чихать, кто ты — принц или нищий, я люблю тебя!»
«Я люблю тебя, моя Гроза», — шепнул прохладный ветерок с реки и растаял.
— Нашему высочеству угодно пойти спать, шер Уго, — вздохнула Шу. — Проводите меня, сегодня был непростой день.
«Я люблю тебя, моя Гроза», — шептал ночной бриз, шелестели листья, шуршали галькой речные волны у его ног.
«Я люблю тебя», — рвано, болезненно бился пульс в висках, и пальцы в перчатках сжимались, словно желая порвать лайковую кожу и вырваться из оков.
Оков императорской воли. Оков лжи. Оков проклятой печати.
Дайм сам не понимал, правду ли он сказал. То, что он чувствовал к Шуалейде, совсем не походило на рафинированную любовь к Ристане. Скорее — на жажду, на эйфорию, на шторм и сумасшествие…
Спасибо Каменному Садовнику, обучающему кадетов Магбезопасности тактике и стратегии разведывательных операций! Он так крепко вбил в кадетов правило «прежде чем лезть в пасть демону, подготовьте пути отступления», что Дайму и в голову не пришло понадеяться на счастливый случай. Прежде чем идти к Аномалии под балкон, он взломал ментальную защиту барона Уго и велел ему спрятаться в саду и караулить подопечную принцессу.
«Эти юные ветреные шеры, никогда не знаешь, что у них на уме, за ними глаз да глаз!»
Барон Уго явился вовремя, хоть Дайм в тот момент и готов был его убить. Еще немного, и Дайм рассказал бы Аномалии правду — не только о Люкресе, но и о приказах императора, и о печати. И сдох бы, как подзаборная шавка. В лучшем случае — один, в худшем — утащив ее с собой. Шис знает, какой запас прочности заложили Светлейший и Темнейший в его печать верности, и что будет с тем, кто попытается ее снять.
Проклятие. Вот правильное название — проклятие. Аномалия не ошиблась.
«Я сниму с тебя проклятие».
Как же хочется поверить в сказку! Так хочется, что сердце рвется на части от сумасшедшей, отчаянной надежды — и от понимания, какой он на самом деле мерзавец, раз втягивает наивную доверчивую девушку в эту отвратительную историю. Обманом втягивает. Что бы она ни говорила, но влюблена-то она в кронпринца, а не цепного пса. Шис. Еще немного, и цепной пес завоет!
Сжав виски пальцами, Дайм трижды повторил умну отрешения. Выть — нельзя. Страдать — некогда. Раз уж ввязался в игру, будь любезен идти до конца, светлый, мать твою, шер. Займись делом, и дурь как рукой снимет.
— Герашан! — успокоив дыхание и отрешившись от привычной боли, (нечего было непочтительно думать о печати!) позвал Дайм.
— Я здесь, полковник. — Капитан Герашан неслышно подошел и встал рядом, также глядя на едва угадывающийся вдали левый берег Вали-Эр.
— Мне нужно точно знать, есть ли еще какие-то улики против Бастерхази и не тянется ли след в Метрополию.
— Бастерхази изготовил амулет, об этом я вам докладывал, больше его с этим покушением ничего не связывает. Все остальное сделал барон Наба. Мне не удалось вытащить из него воспоминаний о контактах с самим Люкресом или его людьми.
— Даже если воспоминания стерты, я их достану, — зло усмехнулся Дайм: как приятно, когда есть противник, с которым ты можешь хоть что-то сделать!
— Сомневаюсь, что эти контакты были. Покушение — чистой воды дилетантство, — пожал плечами Герашан.
— И мой братец, как всегда, чище самой Светлой. Ладно, что ты навесил на барона Наба?