Скоро я навсегда возвращаюсь в Англию. Здесь наша работа почти закончена, и я нужна маме дома. Она сама не своя со времени гибели Чарльза, и я считаю, что обязана теперь быть рядом с ней.
Девочка растет здоровенькой и жизнерадостной, так что я могу уехать со спокойной душой, зная, что и в этом исполнила свой долг. Не обнаруживая себя ни перед ней, ни перед ее родителями, я часто хожу в тот городок и вижу, что с каждым днем она становится крепче и сильнее. Я уверена, что она будет счастлива и любима. Мне больно думать о том, что я расстаюсь с ней навсегда, но я знаю, что должна уехать. К тому же, Кингсли зовет меня, и мне не терпится увидеть английскую весну, деревья в цвету. Но, надеюсь, со временем я еще смогу поучаствовать в том, чтобы сделать мир лучше. С первых дней службы в Бад-Нендорфе я поняла, что это адское место. Одно время проводилось расследование творившихся там злодеяний, но Робинсона признали невиновным в преступлениях, которые он совершал на глазах многих свидетелей, в том числе и в моем присутствии. Меня возмущает, что он избежал сурового порицания и наказания, и я непременно постараюсь придумать, как избавить мир от человека, который послал тебя на бессмысленную смерть. Я презираю тех, кто ненавидит человечество и не способен любить своих братьев по разуму.
Глава 70
Ева
– Na zdrowie, – сказала Ирен Коморовска, и они с Евой чокнулись стаканами со сливовым бренди. – Будь здорова, дорогая, живи долго.
Наконец для всех пришла пора возвращаться домой. Ева и ее подруги сделали все, что было в их силах. Лагерь Вильдфлеккен, где лечили и кормили обездоленных беженцев, где исцеляли сломленные души, доживал последние деньки. На его месте будет устроена военная база для американских солдат; их будут кормить сытными завтраками: яичница, сладкие вафли, залитые сиропом, апельсиновый сок. Сотни тысяч страждущих прибывали в Вильдфлеккен голодными и отчаявшимися, истерзанными душой и телом, но тысячи, покидая лагерь, увозили с собой надежду на будущее.
Бригитта и Салли давно уехали, а с ними и секреты Евы. Обе заботились о ней, когда она носила под сердцем ребенка, держали ее за руку во время родов, успокаивали и увещевали, когда она, расставшись с дочерью, обливалась слезами в их объятиях. Бригитта продолжала трудиться в обществе Красного Креста. В письме она сообщила, что помогает роженицам в других разрушенных войной регионах и принимает участие в разработке руководящих принципов работы всей организации. Перед отъездом в Шотландию Салли обняла Еву и сказала:
– Приезжай в гости, когда вернешься. Для тебя всегда найдется свободная комната.
Но с тех пор прошло два года. Салли за это время успела выйти замуж и родить, и Ева теперь не имела желания навещать подругу, ведь счастье той напомнило бы ей о ее собственной бездетности.
Почти все, с кем Ева тесно общалась, покинули Вильдфлеккен. В числе тех немногих, кто еще оставался, была Ирен Коморовска. Графиня была слишком стара, чтобы ехать куда-то за лучшей долей, и, к тому же, больна, равно как и те несколько женщин, которых она оберегала и держала подле себя с самого Равенсбрюка. Туберкулез в конце концов отнял у них всякую надежду на то, что они могли бы начать новую жизнь за Атлантикой, хотя ранее нескольких ее подопечных признали годными для переселения в Канаду, где требовались швеи. Ирен настоятельно посоветовала им ехать, когда те стали нервно расспрашивать про эту далекую страну.
– Соглашайтесь, соглашайтесь, – сказала она им в присутствии Евы, когда поступило такое предложение. – Вам дается шанс начать новую жизнь. Езжайте непременно. Я буду рада за вас.
Одни уехали, другие отказались, и теперь те, кто не принял предложения, навсегда останутся в Германии. Россия, аннексировав территорию, на которой находились их родные селения, лишила их возможности вернуться домой; а уехать в другую страну и там устроить свою жизнь они не могли по состоянию здоровья.
Ева не была уверена, что ее усилия – грамотное заполнение документов, терпеливые опросы, точные формулировки – обеспечат более счастливое существование всем беженцам, с которыми ей довелось работать в последние шесть лет. Но она знала: они уезжают в безопасное место, где им не грозят преследования и поругание. Их избавили от жестокости и мучений, и не исключено, что теперь они сумеют достичь благополучия, а может, даже и процветания.
– Вы хотели бы вернуться в Польшу? – спросила Ева Ирен в свой последний вечер. Они сидели в комнате графини и потягивали красновато-синюю сливовицу. Светилась раскаленная печка. Стены занавешивали богато расшитые шали, как та, что Ирен накинула на плечи.
– В Польшу, да. Это моя родина. Но не в Россию. Мы не питаем большой любви к русским медведям, равно как и они к нам.
– Но вы, должно быть, очень тоскуете по родному краю, по своей семье.