Ее звали княжна Тараканова

Не меньшие душевные беспокойства причиняют государыне ее частые припадки боязливой мнительности, сопровождаемые сильным страхом смерти; последнее достаточно видно из того, что не только вообще стараются удалить от нее малейший повод к встрече со страшными образами, или к наведению ее на печальные мысли, но даже ради заботливой предосторожности ото всего подобного, не дозволяется никому в траурном платье проходить мимо жилых покоев императрицы; и если случается, что кто-нибудь из вельмож и знакомых ей лиц умирает, то смерть эту скрывают от государыни не редко по целым месяцам.

К сказанным двум причинам ее душевных страданий присоединяется, в-третьих, все еще продолжающееся серьезное недовольство ее поведением великого князя и нерасположение к великой княгине, до того очевидные, что ни с тем, ни с другою государыня не имеет почти никаких сношений, и вот уже более трех месяцев, как на деле она не вела с ними никакой отдельной беседы…

Среди этой нестройной совокупности такого рода лиц и обстоятельств граф Иван Шувалов сохраняет власть и почет, более точное и близкое наименование для коих, как в отношении их объема, так и относительно тех правил, которые определяют у него их употребление, — конечно, придумать нелегко.

Тень смерти входит во дворец вместе с Иваном Шуваловым. И почем знать, не этой ли тени обязан он своим неожиданным возвышением? Обмануть годы, почувствовать себя еще раз молодой и желанной — как нужно было это переступившей в пятый десяток Елизавете. Морщины, седина — что значили они по сравнению с объявившимися и все нараставшими эпилептическими припадками. Такими же, как у отца. Раз от раза все более долгими и сильными. Несколько часов полусна-полуобморока. Несколько дней молчания — отказывает язык, нет сил… Несколько недель изнуряющей слабости, когда можно двигаться, только держась за стенку.

Скрыться от глаз неусыпных наблюдателей, не начать биться в конвульсиях при посторонних, когда настороженное воображение заставляет во всем видеть надвигающуюся опасность. От любимца секретов нет. И Елизавета с ее обычной трезвой расчетливостью права — что он без нее? Ему ли не стараться всеми силами хранить угрожающую его благополучию тайну. Ему ли не знать, что расположением императрицы Разумовский поплатился, между прочим, и за молчаливое участие в начавшихся обсуждениях вопроса о готовом опустеть престоле. Граф, как всегда, заботился о своих заполонивших двор родственниках. Но подобной измены те, кому удается встать со смертного ложа, не прощают.

Если Шувалов и думал о будущем, то куда более осторожно, чем «друг нелицемерной». А пока его дело — неотступно следить, чтобы не носили покойников мимо дворца, чтобы нигде не мелькали траурные платья, никогда и ни при каких обстоятельствах не велись разговоры о смерти. Даже ближайшие, довереннейшие лица, умирая, словно растворялись, не вызывая никаких вопросов императрицы. Тень смерти — от нее должны были спасать тянувшиеся далеко за полночь театральные представления и следовавшие за ними балы и карточные партии. Елизавета решалась оказаться в постели не раньше рассвета — так казалось безопаснее, ближе к новому, уже начавшемуся дню.

Русский изразец «Царь Давид на троне». XVIII в.

Только 25 декабря 1761 года наступило все равно: в деревянном дворце у Полицейского моста, на берегу Мойки, императрицы не стало.

И. Г. Чернышев — И. И. Шувалову. Вена. 2 января 1762 г.

Понимаю, милостивый государь, в каком бедном состоянии было все любезное наше отечество, по распространившемся горестном слухе болезни нашей всемилостивейшей государыни матери; в каком же вы были, то мне по милости и дружбе вашей ко мне более других известно…

Их называли Орестом и Пиладом — заимствованный у древних символ мужской дружбы. Они охотно подписывали так и сами свои многочисленные письма. Но время «случая» и время, приходящее после него, — слишком разнятся одно от другого. И еще не отрекаясь, бог знает на что надеясь, вчерашние друзья с нескрываемым страхом всматриваются в подробности происходящего.