– Любила. И любит, – снова руки по спине, а в горле ком. – И я люблю. И ты любишь, Андрюша тоже любит. Но любить папу и ненавидеть человека за то, что так сложилась судьба – это ведь не одно и то же. Я была тогда на каждом заседании, Настя. Я очень внимательно слушала. Слушала, тоже злилась, но хотя бы пыталась бороться за истину. За истину, а не во имя мести. Тот, который был за рулем, действительно был пьян, скорость они не превышали, дорога освещена была плохо, но сбили на переходе, потому вина есть. Вот только он-то скончался на месте, понимаешь? Тот, который сбил Володю, скончался на месте. А твой Глеб попал в больницу. Так же, как наш папа. Мы думали, что все обойдется. Думали, что он у нас родился в рубахе – всего-то переломы, да сотрясения. А он шутил, смеялся, гитару просил принести, собирался с загипсованной рукой играть, но будто чувствовал. Такие вещи говорил… Ты же помнишь?
Настя кивнула – помнила. Помнила, как однажды сидела с папой в палате, на его кровати, и он сказал ей, что танцы – ее судьба. Она наверняка забыла бы тот разговор, будь у них после еще много бесед, та стала бы одной из, но она была последней, а потому так запомнилась.
– И в том, что врачи недоглядели – тоже не твой Глеб виноват. Понимаешь? Ты бы видела, Насть, каким он на суде сидел. Ты бы только видела…
Ася выровнялась, заглядывая в лицо бабушки. Она грустно улыбнулась.
– Наташка глупости говорит. Они не платили ни судье, ни прокурорам. Там же экспертизы проводились. Северову действительно память отшибло. Такое случается, когда мозг пытается оградиться от стресса. И на месте экспертизу проводили, установили, кто был за рулем, а кто пассажиром, мерили тормозной путь, изучали полученные травмы. Это был честный суд. И он оказался невиновным.
– Зачем тогда были эти деньги? Зачем невиновному было откупаться от нас? Почему сам не пришел? Не извинился даже… – на секунду в Настиных глазах блеснул гнев, а потом стало стыдно. Стыдно из-за того, что бабушка посмотрела с укором.
– Они не откупиться пытались, девочка моя. Отца вам вернуть не получилось бы, но хотя бы жизнь облегчить. Хотя бы так… А Наташа это кроме как откупными и не называла, и вас тому же научила. Научила ненавидеть, хотя должна была учить понимать и прощать. И он извинялся… Миллион раз извинялся, но твоя мама не готова была слышать. Настолько не готова, что даже у меня мурашки по коже шли от ее ответов, а он продолжал извиняться… Продолжал, пока Наташа не пригрозила, что если он хотя бы еще раз к ней обратится, она сделает с собой что-то, и на его руках будет кровь уже не только вашего отца, но и матери. Она тогда практически с ума сошла от горя, Настенька, если бы не вы… она действительно сделала бы с собой что-то. А Глеб твой… Ему не позавидуешь. Парню радоваться бы, что жив остался, а он корить себя будет всю жизнь. А глядя на тебя, корить станет еще больше, но ведь не может уже без тебя… Видишь, приехал. Знает, что сам же себе больно делает, а все равно приехал. Не забыл, не пропал, не спрятался, а мог бы. Приехал… потому что ты ему настолько нужна, понимаешь, девочка? Любит он тебя, дурочку. Как наш папа твою маму любил, как я дедушку, любит, Настенька. Очень.
А Настя опять расплакалась. Теперь уже из-за жалости. К маме, которая так и не смогла простить, к себе, что простить Глеба – значит причинить боль той же маме, к Глебу, который живет, так до конца и не веря, что сбил не он. Да это и не важно, он-то тоже винит в случившемся себя. И она обвинила. Его.
– Бабушка, – девушка охнула, вновь отрываясь от пахнущего пряностями плеча. Глаза – на пол лица, в них слезы, а еще нетерпенье. – Мне нужно… Идти нужно…
– Нет, Насть, ты сейчас никуда не пойдешь. Тебе нужно ночь переждать, переспать, передумать, а уж потом…
И как бы сердце ни рвалось, Настя смирилась.
Ночь была сложной, а утром девушка взяла билет до Киева, но уже не на поезд – долго ждать, а на автобус.
Ей нужно было попасть в город как можно скорее.
Бабушка проводила ее до самой двери автобуса, а потом смотрела, как он отъезжает, махала рукой и качала головой.
Вот глупая… Любит ведь. Сильно любит, а так мучила. И себя, и его. А главное, ради чего? Чтоб еще одно поколение в ненависти прожило?
Нет. Это неправильно. Они ведь не напрасно встретились. Может, как раз затем, чтоб вот так сойтись. Чтоб толкнуть Наташку в сторону прощения. Может, это сам Володя придумал?
Женщина поднесла ладонь к губам, охнула. Собственная догадка показалась ей очень уж похожей на правду. Он мог. Он у нее был именно такой. Хотя кто его знает? Может, просто так совпало?
Продолжая перебирать в голове варианты, Антонина направилась прочь с автовокзала.
Жалея лишь о том, что забыла сказать внучке – ей Глеб понравился. Можно считать, зять одобрен.
***
Имагин сидел в кабинете, ставя росчерк за росчерком.
Вчера он был еще у Настиной бабушки, а до этого сторожил у подъезда Веселовых. Сегодня же впервые появился в офисе.
Появился не заросшим и страшным, с красными глазами и в вонючей футболке, а вполне гладко выбритым и в меру адекватным.