Эффект безмолвия

Это Алик смог сообразить, но он не предвидел, что тут работала и вторая цепочка передачи информации. Врач, выдавшая ему справку, отчиталась перед заместителем по взрослой поликлинике, заместитель по взрослой поликлинике отчиталась перед Прислужковым, тот сообщил о случившемся Квашнякову или Бредятину, а кто-то из них перезвонил Задрину.

– Акт об отсутствии Алика на работе в течение одного дня может не сработать, он сегодня был в больнице и у него есть справка – сообщил Квашняков-Бредятин. – Ваша задача завтра же оформить акты на всю неделю, чтобы одной справкой он не отделался.

– Сделаем, как он – задним числом, – творчески принял к исполнению команду Задрин. – В комиссию войдет завхоз Фазанова, возненавидевшая Алика, и секретарша Зябильник, которая боится, что я ее заменю на Бухрим, которую уволил Алик – та опять просится на работу.

– Молодец, – похвалил Квашняков-Бредятин. – И тогда мы нашего гражданина попрем с работы за прогулы…

В этот момент Алик, не зная тонкостей всех административных интриг, внезапно почувствовал тягу к законам. Он забил «отстранение от исполнения обязанностей» в поисковик правовой системы «Гарант» и получил список правовых актов, относящихся к данной теме. Пересмотрел все подходящие статьи, но нигде не нашел ответа на вопрос: должен ли приходить на работу отстраненный от исполнения обязанностей.

«Так, обязанности, обязанности, – размышлял Алик. – Надо посмотреть должностные инструкции – именно там указаны мои обязанности».

В должностных инструкциях директора-главного редактора телерадиокомпании, не оказалось соблюдения правил трудовой дисциплины. Но как только он мысленно произнес «трудовая дисциплина», как тут же вспомнил, что все это оговаривается в его трудовом договоре, который он заключил с главой маленького нефтяного города. И точно: оказалось, что его обязанности как главного редактора в отношении соблюдения трудовой дисциплины были закреплены там. И подписан договор самим Хамовским, но раз труда нет, то нет и дисциплины.

«Отлично! – мысленно вскричал Алик. – Всех посылаю на три буквы, требую выплаты полной зарплаты без учета больничного, который мне дали в стационаре и который теперь можно выбросить, и у меня еще несколько дней отстранения для домашней работы над книгой»…

После обеда следующего дня Задрин, потряхивая несколькими листами бумаг, весело подбежал к Алику, который по каким-то надобностям заглянул в телерадиокомпанию. Озабоченно-дебильное лицо Задрина светилось изнутри, как у человека, искренне верящего в то, что он стал Наполеоном.

«Как мало им надо для счастья, – оценил Алик, – счастливыми их делает причинение несчастья другим и возможность использования для этого власти. То, что меня угнетало, перешло в руки человека, которого это восхищает. Как тут не вспомнить кольцо всевластия Толкиена?! Вот он, новый Горлум. Не надо сотен лет для превращения. Превращение происходит быстро».

– Ознакомьтесь, – сказал он Алику, – и подпишите.

Алик посмотрел бумаги, все оказалось, как он предполагал: его отсутствие на работе зафиксировано во все дни его отстранения от должности, так что можно было не приходить в телерадиокомпанию вовсе! Под актами подписались: Задрин, Фазанова, и Зябильник. Последнее удивило Алика, но уже не шокировало. Правильнее, если бы подписалась Публяшникова, все-таки Зябильник, по логике, должна быть благодарна за то, что он совсем недавно принял ее на работу на столь престижную должность секретарши.

Алик еще раз перечитал документ, чтобы понять не ошибся ли он. Нет все верно: по актам получалось так, что можно было и вовсе не приходить в телерадиокомпанию, все дни его присутствия в телерадиокомпании офорлены, как прогулы… Такой подлости, такого подлога, такого вранья в глаза Алик еще не видывал и ее совершали те, кто должен нести истину, правду в народ! Документ о профессиональной непригодности журналистов, как целого клана, целого общественного сословия, был наипревосходнейший.

Алик еще раз медленно осмотрел бумаги, поглядел на Задрина и не спеша, вкладывая в каждый звук все величие, какое еще только мог почерпнуть в своей израненной душе, произнес:

– Можете зайти в туалет, облегчиться и подтереться этими бумагами.

– Вы не будете подписывать? – суетливо спросил Задрин и сменил позу так, словно опасался, что получит в лицо.

Алик повторил волшебную фразу, и Задрин пошел к выходу из корреспондентской. В дверях он обернулся. Лицо приняло дебильно-собачье выражение, и он словно бы тявкнул, исторгая вполне человеческие слова:

– Сами идите в туалет и подотритесь.

Сказав это, Задрин исчез. Он уже не был похож на объемную тень – он уже стал ею…

После этого разговора Алик собрал свои вещи и покинул телерадиокомпанию, куда решил ни под каким предлогом не возвращаться вплоть до окончания срока отстранения.

Больше редакция телерадиокомпании ему не требовалась как объект творчества. Пришла пора оживлять воспоминания.

***