Не знаю, почему Сэм вообще решила, что её брат погиб из-за матери. Да, она обращалась с детьми, словно тиран и деспот. Она била их ремнём. Ей было плевать на психику своих детей. Но, может, этот парень решил уйти из жизни вовсе не из-за матер?
Выражение Сэм стало настолько холодным, будто она хотела заморозить меня насмерть. Может, зря я вспомнил о её брате? Всё-таки, о плохом не стоит вспоминать.
— Я не хотел тебя расстроить, мы больше не будем вспо… — говорю я, но она меня перебивает.
— Нет. Если человек умер, о нём нельзя забыть, никогда. Даже и пытаться не стоит. Ты можешь спрашивать о брате. То, что произошло — этого не изменишь.
Я задумываюсь над тем, смогу ли когда-нибудь забыть Джуди? Сэм права — это невозможно… да и неправильно.
— Я раньше любила осень, а теперь она нагоняет тоску, смывает ливнями все мои надежды на светлое будущее, — говорит Саманта, глядя в окно. Может, мы просто повзрослели? В детстве я любил осень. На самом деле, в раннем возрасте я любил многие вещи, которые ненавижу сейчас.
Я заезжаю по тропинке к тому самому месту, где раньше было кирпичное высокое ограждение — оно же и осталось на месте, а вместо дома, к сожалению, лишь ровная поверхность.
— Куда ты меня привёз?
— Здесь умерла моя мать. Здесь погиб мой отец. Здесь я потерял свою девушку.
Кирпичные стены, полусгоревшие деревянные планки и прочий мусор, а затем переводит взгляд на меня. Я останавливаю машину возле ограждения, пожимаю плечами и говорю:
— Смерть у нас в крови.
Она, кажется, ошарашена. Немудрено. Я сам до сих пор в ужасе. До последего надеюсь, может, я сплю, а когда проснусь, Джуди лежит в больнице, после операции на сердце. Мне придётся её навестить. Я увижу её, скажу, что все будет хорошо, и что она умница, пережила такую сложную операцию.
Нет. Это не сон. Лишь пустые надежды.
Хватит мечтать, Кью. Ты уже далеко не ребёнок.
Мы вылезаем из машины и медленно идем по направлению к этой самой поляне. Ветер пытается сдуть нас с ног, сделать так, чтобы мы потеряли равновесие. Сэм цепляется за рукав моего пальто, закрывая половину лица шарфом. Её глаза прищурены, брови нахмурены. Я прекрасно её понимаю, в данный момент мы оба хотим очутиться у камина с кружкой чая в руках.
— Знаешь, у меня идея! — прикрикивает Сэм, пытаясь перекричать ветер. — Вернёмся в машину, ладно?
Нет. Не ладно.
Мы стоим ещё минут пять, она терпит изо всех сил, держит меня за руку, я считаю её героиней. Она стоит на месте, не двигаясь, ради меня, молчит. Ждёт, пока я осмотрю каждый сантиметр земли в этом дворе. Я вырос здесь. В этом доме погибла моя семья. Затем я сжёг дом, но легче-то мне от этого не стало. Когда люди умирают, их закапывают в землю, затем приходят выплакаться на их могилы. Я сжёг дом в надежде, что больше никогда о нём не вспомню. Но даже если у могилы не будет надгробного камня, родной человек всё равно придёт к ней по памяти. Так действуют воспоминания — ужаснейшее бремя, камнем свалившееся на мои плечи. Меня терзают сомнения, я хочу забыть все ужасные вещи, случившиеся в этом доме, никогда не вспоминать о том, как отец избивал меня в детстве, а когда мать заступалась за меня, он бил и её тоже. Хочу забыть, как Джуди умерла на моих руках, окрасив мои ладони в алый цвет. Но воспоминания играют с нами в мрачные и злые игры.
Я наконец решаю развернуться, потащить Сэм за собой и залезть в машину.
— А как же собака? — тяжело дышит она, пытаясь не закашлять. Снимает шарф, греет руки своим тёплым дыханием. Я качаю головой, может, это было глупой затеей? Нам следует вернуться. Найти собаку — значит сыграть в лотерею, где из тысячи билетов нет ни одного выигрышного.
К тому же, я понимаю, что забыл сказать Сэм о местонахождении моей прошлой квартиры во многоэтажном здании. На той крыше я и оставил собаку. Дверь, ведущую туда, не закрыл. Специально. Вдруг собаку найдут. Или она выберется сама, и будет скитаться по улицам до конца своих дней. Всё же лучше, чем смерть.
Я завожу машину, чтобы прогреть салон. С каждой секундой ноги Сэм дрожат всё меньше. Нужно принять решение, но порой это так трудно. Почему людям вообще следует делать постоянный выбор? Яичница с беконом или с курицей? Кофе или чай? Выбор, связанный с ублажением собственных потребностей намного легче, нежели всё остальное. Чаще всего мне хочется, чтобы решали за меня. И тут я вспоминаю, что я не один в этой машине.
— Сэм! — гавкаю я, от чего она вдруг резко дёргается. — Едем домой?
— Ты обещал Ариэль игрушку, — вспоминает Саманта.
Она права. Я твёрдо решил привезти Ари живую собаку. Решено, мы едем в город. Вдруг, получится?
— Ты напряжен, — замечает Сэм и тянется к бардачку. Едва она касается дверцы указательным пальцем, как ей на ноги вываливается куча стареньких кассет, знаете, такие были в далёких 90-х. Она долго перебирает их ловким движением пальцев, удерживая между ними по четыре пластиковых кассеты. Может, она фокусница?
Спустя какое-то время она взглядом указывает на руль. Мы ведь по-прежнему стоим. Девушка, шевельнув бровью, говорит:
— Мы едем, нет?