Эффект Достоевского. Детство и игровая зависимость

Иногда ей было сложно спускаться по лестнице и идти к машине, так что мне приходилось помогать. <…> Однажды она вообще не могла двигаться, лежала на полу. Я не понимала, что происходит, но думаю, что сейчас понимаю. Ей нужно было принимать таблетки и так далее.

Многие дети воспринимали такую ситуацию как нечто нормальное, но некоторые понимали, что у них отбирают детство, и относились к ежедневным обязанностям без энтузиазма. Пауло сначала думал, что все идет своим чередом, потому что привык выполнять работу по дому. У его матери была тяжелая форма астмы, и каждый месяц она на несколько дней оказывалась в постели. Во время таких приступов ее обязанности переходили к Пауло:

В конце концов это [выполнять работу по дому, когда мать была больна] стало чем-то настолько нормальным, что я не замечал разницы. Думаю, если у тебя нет [никаких обязанностей] и тебе вдруг приходится этим заниматься, это может оказаться шоком, и ты чувствуешь себя неловко, если откажешься. Но если ты всегда работаешь по дому, это становится привычкой: ты уже не видишь разницы и считаешь это нормой.

Шарлин, в отличие от Пауло, не считала нормальным, что ей приходится ухаживать за пожилым дедом. Она рассказывает: «Я помогала по дому, потому что дедушке было уже за семьдесят, а мои родители работали. Так что мне приходилось кормить его и готовить еду, а мне было всего двенадцать. Я даже для себя не готовила, а для него – приходилось». В ее голосе слышится возмущение: уход за дедом она воспринимала как тяжелую обязанность. С ее точки зрения, было несправедливо заставлять ее ухаживать за ним, когда остальные дети ее возраста играли на улице.

Пауло и Шарлин лишились детства, потому что им пришлось ухаживать за больным родственником. Однако, несмотря на все тяготы, никто из них не обвиняет того человека, которому требовалась их помощь. Некоторые участники нашего исследования, напротив, ставят родителям в вину, что им пришлось вырасти слишком быстро. Зачастую в таких семьях отец был патологическим игроком, а мать была вынуждена много работать по дому и справляться с финансовыми трудностями. Те проблемы, на которые у нее не хватало времени, она перекладывала на детей. Иногда дети ошибочно обвиняют мать, потому что именно она теоретически должна была выполнять возложенные на них обязанности.

Возможно, эта склонность обвинять того родителя, который не был игроком, отчасти объясняет, почему у них тоже появилась игровая зависимость, хотя они видели своими глазами, насколько она опасна. В глазах ребенка проблемы ассоциировались не с игроманией отца, а с неспособностью матери самостоятельно выйти из сложившейся ситуации. Чаще всего этот феномен – обвинять мать, хотя от игромании страдает отец – встречается в традиционных нуклеарных семьях, где жена должна была выполнять всю работу по дому и терпеливо сносить все слабости мужа. Ребенок в такой семье чувствовал, что на него обрушились дополнительные обязанности, потому что мать не могла выполнить всю работу, как от нее ожидали.

Типичным примером такого подхода может служить Ронда. Она вспоминает, что ее мать зарабатывала деньги, а ей приходилось работать по дому:

Нам приходилось готовить и делать всю домашнюю работу, которой должна была заниматься мать. Но она с четырех утра была на рынке, так что мы выполняли ее обязанности вместо нее. <…> Это была ее роль – мы делали ее работу. Мне сейчас пятьдесят четыре, и, оглядываясь назад, я понимаю, что этим должна была заниматься она. Это была ее работа!

Если бы ее отец не был игроманом, матери не пришлось бы взять вторую работу и уходить каждое утро на рынок. Однако Ронда не винит отца за то, что ей и ее сиблингам приходилось выполнять обязанности по дому. В те времена она была слишком маленькой и не могла связать одно с другим. Став взрослой, она не изменила свою точку зрения, и это во многом ей вредит. Возможно, если бы она винила в этой ситуации отца, то у нее самой не развилась бы игровая зависимость.