Ефремовы. Без ретуши

Вообще интересно разобраться в том, кто именно явился инициатором «письма 25». Ведь не Ефремов или Арцимович «родили» его на свет. Тогда кто? Вот что писал по этому поводу один из подписантов – академик Андрей Сахаров:

«В январе 1966 года бывший сотрудник ФИАНа, в то время работавший в Институте атомной энергии, Б. Гейликман, наш сосед по дому, привел ко мне низенького, энергичного на вид человека, отрекомендовавшегося: Эрнст Генри, журналист. Как потом выяснилось, Гейликман сделал это по просьбе своего друга академика В. Л. Гинзбурга.

Гейликман ушел, а Генри приступил к изложению своего дела. Он сказал, что есть реальная опасность того, что приближающийся XXIII съезд примет решения, реабилитирующие Сталина. Влиятельные военные и партийные круги стремятся к этому. Их пугает деидеологизация общества, упадок идеалов, провал экономической реформы Косыгина, создающий в стране обстановку бесперспективности. Но последствия такой «реабилитации» были бы ужасными, разрушительными. Многие в партии, в ее руководстве понимают это, и было бы очень важно, чтобы виднейшие представители советской интеллигенции поддержали эти здоровые силы. Генри сказал при этом, что он знает о моем выступлении по вопросам генетики, знает о моей огромной роли в укреплении обороноспособности страны и о моем авторитете. Я прочитал составленное Генри письмо – там не было его подписи (он объяснил, что подписывать будут «знаменитости»). Из числа «знаменитостей» я подписывал одним из первых. До меня подписались П. Капица, М. Леонтович, еще пять-шесть человек. Всего же было собрано (потом) 25 подписей. Помню, что среди них была подпись знаменитой балерины Майи Плисецкой. Письмо не вызвало моих возражений, и я его подписал.

Сейчас, перечитывая текст, я нахожу многое в нем «политиканским», не соответствующим моей позиции (я говорю не об оценке преступлений Сталина – тут письмо было и с моей теперешней точки зрения правильным, быть может несколько мягким, – а о всей системе аргументации). Но это сейчас. А тогда участие в подписании этого письма, обсуждения с Генри и другими означали очень важный шаг в развитии и углублении моей общественной позиции.

Генри предупредил меня, что о письме будет сообщено иностранным корреспондентам в Москве. Я ответил, что у меня нет возражений…

Сейчас я предполагаю, что инициатива нашего письма принадлежала не только Э. Генри, но и его влиятельным друзьям (где – в партийном аппарате, или в КГБ, или еще где-то – я не знаю). Генри приходил еще много раз. Он кое-что рассказал о себе, но, вероятно, еще о большем умолчал…»

А теперь разберем детали. Во-первых, обратим внимание, что три инициатора этого письма – евреи (В. Гинзбург, Б. Гейликман, Э. Генри, настоящее имя которого Семен Ростовский). Во-вторых, Генри был старейшим кадровым чекистом-разведчиком, и у него действительно, как пишет Сахаров, было много влиятельных друзей как в партийном аппарате ЦК КПСС, так и в КГБ (особенно по линии внешней разведки). Ведь Генри вступил на шпионскую стезю еще в 1920 году, когда ему было… 16 лет. Именно тогда он стал членом Коммунистического интернационала молодежи (КИМ) и по заданию Лазаря Шацкина отправился в Берлин сообщить, что руководство КИМа должно находиться в Москве. Там же он вступил в германскую компартию и получил подпольную кличку Леонид. В 1922 году Генри стал работать в Отделе международных связей Коминтерна (фактический филиал советской внешней разведки).

В 1933 году Генри переезжает в Англию в чине офицера НКВД по связям с нелегальными агентами (в том числе с Кимом Филби и Дональдом Маклэйном, членами знаменитой «кембриджской пятерки», работавшей на НКВД). А в 1940 году наряду с У. Черчиллем Генри был включен в списки личных врагов Гитлера с примечанием, что адрес его неизвестен. Именно тщательная конспирация помогла разведчику Генри избежать гибели от рук нацистских ищеек. Так он пережил войну, работая в Лондоне, а затем и в других местах под разными крышами (Совинформбюро и др.) под псевдонимами Лосев и Леонидов.

В марте 1953 года, после смерти Сталина, Генри арестовали органы НКВД, предъявив обвинение «шпионаж и связи с иностранцами». Но спустя год Генри был освобожден и вновь вернулся к тайной международной деятельности. Судя по всему, именно в ней и следует искать причину того, что Генри оказался в инициаторах «письма 25». Вспомним один из пассажей этого послания: «Вопрос о реабилитации Сталина не только внутриполитический, но и международный вопрос. Какой-либо шаг в направлении к его реабилитации, безусловно, создал бы угрозу нового раскола в рядах мирового коммунистического движения, на этот раз между нами и компартиями Запада. С их стороны такой шаг был бы расценен прежде всего как наша капитуляция перед китайцами, на что коммунисты Запада ни в коем случае не пойдут».