Египтянка (сборник)

Кроме Павлика, от первой жены в памяти осталось имя Лена, ощущение жестких от перекиси волос, и голос, который даже пресловутое «я тебя люблю» произносил с какими-то металлическими нотками. …И угораздило ж меня тогда!.. Ну, ничего – все в прошлом, а Павлик… с хорошим английским и европейским образованием приживется в нормальной стране, где справки с гербовой печатью не вызывают сомнений в мэрии… …Черт!.. – усмехнулся Михаил Михайлович поднес к уху не умолкавший телефон, – кто ж это такой настырный?..

– Слушаю!

– Михаил Михайлович, – произнес женский голос, – это Ковригина, помните?

– Какая Ковригина? – голос разочаровал его, то ли тембром, то ли интонациями, то ли тем, что в словах не было ничего неожиданного – похоже, очередная дольщица со своими проблемами. …Почему они считают, что я должен всех их помнить поименно?.. И, вообще, почему они звонят мне, а не в отдел продаж?..

– Как, какая? – удивился голос, – я думала, вы меня на всю жизнь запомните, – голос засмеялся, – Тамара Васильевна. Улица Землянская, 24. Забыли уже?

– Ах, это вы… – Михаил Михайлович вспомнил упрямую дамочку, с которой пришлось биться почти год, прежде, чем она соизволила освободить участок, – мы ж, кажется, все закончили. Или еще какие-то проблемы?

– Нет, что вы! Никаких проблем – все замечательно! Я просто хотела предложить вам интересный, на мой взгляд, вариант. У моей подруги тоже есть участок в центре. Тридцать две сотки. И она готова продать его.

– Так пусть продает, – не понял своей роли Михаил Михайлович, – я ж не риэлтер.

– Я понимаю, но с риэлтерами она не хочет связываться. У нее есть для вас, как говорят, «специальное предложение».

– Прекрасно. Приезжайте в понедельник в главный офис часам к одиннадцати и там…

– Михаил Михайлович, – перебила Ковригина, – у вас там вечно столько народа, а разговор конфиденциальный…

– То есть, вы хотите назначить мне свидание? – догадался Михаил Михайлович.

– Зачем вы так? – смутилась Ковригина, – может, просто если у вас будет время, заедете ко мне? Я вам покажу документы на участок и…

– Дружить домами мы не будем – это я вам сразу говорю, – перебил Михаил Михайлович.

– Я ж не прошу, чтоб вы приезжали домой. Побеседуем у меня в магазине… Впрочем, если вы так все поворачиваете, извините, – и связь оборвалась.

…Странные люди… – Михаил Михайлович сунул телефон в карман, – а, с другой стороны, нормальная русская тетка. Хорошо, если б все были такими, а то ведь норовят найти недоделки, да еще устранить их за мой счет… А участок в центре, тридцать две сотки – это интересно. Надо будет отправить к ней Марка Моисеевича…

Михаил Михайлович запер свой передвижной штаб и направился к красному «Alfa-Romeo», одиноко стоявшему на площадке перед незаселенным домом. Красивый получился дом – с арками и блестящими рядами лоджий, но для него он воспринимался лишь как «объект 114/26».

Сам Михаил Михайлович не жил ни в одном из своих «объектов». Его дом больше походил на замок, и так же, как замок, был окружен высокой стеной. Когда-то он одиноко возвышался над полем бывшего пригородного совхоза, но потом земли стали обживать и другие «новые русские», создавая очередную «долину нищих». Эти термины придумали в конце прошлого века озлобленные люди, в одночасье потерявшие свои сбережения, и когда жизнь более-менее наладилась, термины исчезли, и из разговоров, и с газетных станиц, а «долина нищих» обрела нормальное географическое название. Только с фантазией, видимо, было туго, и назвали ее именем безвременно почившего совхоза – «Восьмое марта». Постепенно привыкли и к названию, и никто над ним уже не смеялся.

Михаил Михайлович свернул с трассы к своему дому, который так и остался самым ближним к городу, являясь, своего рода, визитной карточкой поселка.

Рядом с автоматическими воротами стоял аккуратный теремок, в котором круглосуточно дежурили бравые мордовороты в камуфляже, с закатанными по локоть рукавами. В лихие девяностые у них на плече висели настоящие АКМы. Стрелять им не пришлось ни разу, но сам вид вызывал желание побыстрее ехать дальше. Потом ненависть к богатым стала менее воинствующей, и охрану можно было б снять вовсе, но Михаил Михайлович уже привык, что каждый день его провожает и встречает «почетный караул». Пришлось, правда, сменить вызывавшие раздражение милиции автоматы на помповые ружья.