Египтянка (сборник)

Сознание пробудила тупая ноющая боль, а еще через минуту Даша пришла к выводу, что таким образом ощущает свое тело. Говорят, если умереть, ничего подобного не происходит, и душа уносится сквозь светящуюся трубу, за которой находится неизвестность. С одной стороны, возвращение к жизни безусловно радовало, но в еще плохо соображавшей голове, сразу возникло множество вопросов, на которые не хотелось отвечать. …Вдруг я останусь калекой? Как тогда жить, и зачем?.. А если оклемаюсь, то мамка сама покалечит, как пить дать… А что Миша подумал обо мне?.. Хотя, какая теперь разница?.. Он может и в тюрьму меня упрятать за незаконное проникновение в жилище… как в кино… Интересно, Полинкин отец возьмется защищать меня?.. Хотя ему-то, наверное, все равно, кого защищать, только даст ли мамка на это денег?.. А если меня, и правда, посадят в тюрьму?.. Или я уже в тюрьме, иначе б Катька должна быть где-то рядом… Вопросы переполняли голову и уже не могли поместиться в пугающей темноте незнания. Осторожно открыв глаза, Даша увидела больничную палату. Рядом сидела мать и задумчиво смотрела в окно. Видение было, и успокаивающим, и пугающим, одновременно.

– Мам, я больше никогда так не буду, – прошептала Даша. Детские слова почему-то вспомнились ей раньше всех взрослых, именуемых доводами и аргументами.

Мать повернула голову и вдруг улыбнулась.

– Доченька, – она осторожно погладила ее по голове, но сквозь бинты Даша этого не почувствовала, а только увидела, – все будет хорошо…

– Не ругайся, пожалуйста, что я такая дура, – Даша смотрела на мать и со страхом ждала, когда сон растает, ведь после случившегося, такой доброй она могла быть только во сне.

– Я на тебя и не ругаюсь.

– Правда? – Даша хотела поднять руку, но помешала боль.

– Лежи спокойно. Врач сказал, будешь как новенькая, но не раньше, чем через месяц, – она замолчала, созерцая ожившую дочь, и неожиданно сказала, – если б у меня была такая Юля, я б так же поступила… в свое время.

– Откуда ты знаешь про Юлю?

– Катька рассказала. Она, вот, дрянь порядочная!..

– Она не причем, – вступилась Даша, – это Полина придумала, а я, дура, согласилась.

– Я не об этом. Я о том, что она отпустила тебя с этой… а сама осталась плясать. И Максим тоже… мужик называется!.. Я сказала, чтоб больше ноги его у нас не было.

– Мам, они не виноваты, правда. Это тоже Полина придумала – если ты позвонишь, чтоб музыку было слышно…

– Причем тут Полина? – голос матери приобрел обычные жесткие интонации, – кто твоя сестра, она или Полина? Видела я тот забор. Будь внизу кто-то трезвый – там поймать тебя…

– Ты ездила туда?!..

– А как же? – мать криво усмехнулась, – на милицейской машине. С мигалкой.

– А почему на милицейской?

– Жена у Михаила Михайловича, стерва – вот почему!

– А сам Михаил Михайлович сильно надо мной смеялся? – спросила Даша отрешенно.

– Да нет, – мать пожала плечами, – он был обалдевший какой-то. Забрал заявление, которое жена накатала, и сразу уехал.

Даша вздохнула. Нет, конечно, здорово, что он забрал заявление, и что она будет «как новенькая», но чудес-то, оказывается, не бывает – вот, что обидно!.. Даше стало ужасно жаль не только себя, но и всех, поверивших в глупую сказку.

– Мам, ты Катьку сильно не ругай, ладно? Она ж мне помочь хотела…

– Пора мне, – мать посмотрела на часы, – надо Михаилу Михайловичу передать кое-что.

– Что? Ну, скажи… Деньги? За то, что забрал заявление?..

– Дурочка, – мать засмеялась, – зачем ему мои деньги? Валентину помнишь, подружку мою? Она хочет участок свой продать, и Михаила Михайловича это, вроде, заинтересовало. Документы надо ему показать, а он обещал мне помочь с торговыми площадями в доме, который сдает осенью. Так что, нет худа без добра. А ты лежи, лечись пока.