Гомец.
Тут ничего не скажешь. Здорово! Кто своими глазами видел, как он из Италии вел армию сюда, может только диву даваться. Сумел ведь проскользнуть меж друзей и врагов, меж французов, тех, что за короля и гугенотов[36], меж швейцарцев и союзников[37], при этом поддерживая строжайшую дисциплину и легко и гладко справляясь с войском, которое считалось столь опасным. Да, там было на что посмотреть и чему поучиться.Сильва.
А здесь! Все тихо, мирно, восстания как не бывало.Гомец.
Ну, здесь поуспокоились еще до нас.Сильва.
И в провинциях много тише стало, — если кто о чем еще и хлопочет, то лишь для того, чтобы удрать. Но герцог, думаю, вскоре и этим все дороги перегородит.Гомец.
Король уж его своей милостью не обойдет.Сильва.
А нам надо позаботиться, чтобы герцог не обошел нас своею. Если король прибудет, он сумеет отблагодарить и герцога, и тех, за кого тот слово замолвит.Гомец.
Ты думаешь, король сюда пожалует?Сильва.
Судя по хлопотам и приготовлениям — это так.Гомец.
Меня они не убеждают.Сильва.
Ты лучше помолчи о своих убеждениях. Если король и не намерен приехать, то он, несомненно, хочет, чтобы здесь верили в его приезд.Те же и Фердинанд,
внебрачный сын Альбы.Фердинанд.
Отец не выходил?Сильва.
Мы ждем его.Фердинанд.
Скоро прибудут наместники.Гомец.
Еще сегодня?Фердинанд.
Оранский и Эгмонт.Гомец
Сильва.
Ну и держи про себя.Те же и герцог Альба.
Когда входит, другие отступают в глубь сцены.
Альба.
Гомец.Гомец
Альба.
Ты расставил караулы и отдал им приказ?Гомец.
Так точно. Дневные патрули…Альба.
Достаточно. Ты будешь ждать на галерее. Сильва известит тебя, когда придет пора стянуть их и занять все входы во дворец. Остальное ты знаешь.Гомец.
Да, ваша светлость!Альба.
Сильва!Сильва.
Слушаю, ваша светлость!Альба.
Сегодня ты должен проявить все, что я издавна ценю в тебе, отвагу, решительность и точное выполнение приказов.Сильва.
Премного благодарен. Вы даете мне возможность доказать, что я все тот же.Альба.
Как только наместники войдут ко мне, поспеши взять под стражу личного секретаря Эгмонта. Надеюсь, ты принял должные меры, чтобы изловить всех, на кого я указал?[38]Сильва.
Доверься нам. Судьба настигнет их неотвратимо, беспощадно, как солнечное затмение, в точно высчитанный час.Альба.
Ты приказал неотступно следить за ними?Сильва.
Да. И прежде всего за Эгмонтом. Он единственный, кто с тех пор, как ты прибыл сюда, не изменил своего образа жизни. Целый день — с коня на коня, гости толпятся у него в доме, за столом он радушен и весел, играет в кости, стреляет в цель, а ночью пробирается к своей милой. Другие, наоборот, словно дыханье затаили, сидят в четырех стенах, а когда проходишь мимо, кажется, будто в доме тяжелобольной.Альба.
Так спеши же, покуда они не выздоровеют против нашей воли.Сильва.
Я обложил их со всех сторон. По твоему велению мы воздаем им почести и выказываем готовность в любую минуту им служить. Ужас сковал их: они политично и робко нас благодарят, чувствуя, что им остался один выход — бежать, но никто не отваживается и шага сделать, они мешкают, не знают, как действовать заодно, а в одиночку бессильны решиться на смелый поступок, тому мешает дух общности. Они так хотят ускользнуть от подозрений и тем самым навлекают их на себя. Я с радостью предвижу осуществление твоего замысла.Альба.
Я радуюсь только свершившемуся, да и то с неохотой, — всегда ведь остаются поводы для тревог и раздумий. Счастье своенравно, ему случается вознести низкое, ничтожное, а хорошо продуманные действия обесчестить пошлым исходом. Оставайся здесь, покуда не прибудут наместники, и тут же отдай приказ Гомецу занять улицы, а сам поспеши арестовать Эгмонтова секретаря и прочих, указанных в списке. Когда дело будет сделано, придешь сюда и доложишь моему сыну, он передаст мне эту весть на заседании совета.Сильва.
Надеюсь, мне нынче вечером суждено будет предстать перед тобой.Альба идет к сыну, все время стоявшему на галерее.
Я сам не смею себе признаться, но надежды мои угасают: боюсь, все будет не так, как он задумал. Мне видятся духи; в тихой задумчивости взвешивают они на черных весах судьбы наместников и многих тысяч людей. Медленно колеблется стрелка весов — вверх, вниз; глубоко задумались судьи, вот опускается одна чаша, вверх пошла другая — своенравная судьба дохнула на нее, и все решилось.
Альба