Его благородие

— Заруби себе на носу, — сказал я. — Сейчас вторая половина одна тысяча девятьсот восьмого года. Девятьсот восьмого года и тебя с твоим «Интернационалом» и товарищем Лениным скоро постоянно в смирительной рубашке держать будут. Ты этого хочешь?

Крысяков отрицательно мотнул головой.

— С этого дня, с этой минуты ты ничего не помнишь и ничего не знаешь, — сказал я. — Начинаешь учиться всему по новой. Как маленький ребёнок. Я за тобой пригляжу. И учти. Продолжительность твоей жизни будет зависеть от длины твоего языка. Я и сейчас могу тебя пристрелить, скажу, что ты изготовился на меня нападать. Помнишь, как говорил товарищ Сталин? Нет человека и нет проблемы. И запомни ещё раз. Ты меня не знаешь. А ты и так меня не знаешь. Будешь доказывать обратное, тебя начнут лечить обливанием ледяной водой и электрическими ваннами. Это у них сейчас самое модное лечение. Не доводи дело до греха.

Я встал и вышел.

— Ну как? — в один голос спросили главный врач и подполковник Скульдицкий.

— Нормально, — сказал я, — похоже, что его что-то испугало, вот и начал выкрикивать что-то бессвязное. А, может, мухоморной настойки хлебанул. Шаманы её частенько применяют. Напьются и рассказывают, что им привиделось, как они с богами общаются. А, может, мундир на него завораживающе подействовал. Возможно, что слушал и социал-демократов. Но было бы интересно ещё понаблюдать за ним.

В окошечко было видно, что Крысяков спокойно сидел на кровати и даже не пытался качать свои права, понимая, что никаких прав у него нет и они появятся только тогда, когда он докажет, что к нему возвращается разум и человеческие черты.

Мы вышли из больницы.

— Это очень интересно, как вы успокоили буйнопомешанного, — сказал подполковник. — Вас куда подвезти?

— Спасибо, — сказал я, — зайду к моим спасителям, благо больница, куда я попал, совсем недалеко. Воспользуюсь случаем, чтобы высказать слова благодарности.

Скульдицкий кивнул головой, и я ушёл.

В больнице я похвастался новенькой медалью и поспешил в корпус. Через час строевая подготовка на плацу. Собираюсь представить миру новую песню. Новая песня она здесь, а у нас она была написана в 1942 году поэтом Виктором Гусевым, а музыку написал композитор Соловьёв, сами понимаете, Седой. Я её долго вспоминал, возможно, что-то и переделал. Мы её две недели потихоньку разучивали в казарме. "Взвейтесь соколы орлами" это уже старинная песня, нужно что-то новенькое. Добавим огонька к городской сплетне.

Рота была почти вся на месте, за исключением караула. Все одеты тепло. Погода рождественская, лёгкий морозец, от песни никто не простынет.

Окна административного корпуса и окна учебных классов наполовину тоже выходят на плац.

Подаю команду:

— Рота, с места, с песней, шагом марш!

И пошло, да ещё на голоса.

Вдоль квартала, вдоль квартала взвод шагал,Вася Крючкин подходяще запевал.А навстречу шла Маруся не спеша,Ну раскрасавица-душа.Увидала Васю Крючкина она,Улыбнулась, точно полная луна.А Василий понимает, что к чему, —Маруся нравится ему.

Позабыла тут Маруся про дела,Повернула и за нами вдруг пошла.А наш Вася – он знаток сердечных ран, —Он разливался, как баян.Тут возникла эта самая любовь,Что волнует и тревожит нашу кровь.Видим, Вася от волненья побелелИ снова песенку запел.Так мы пели, может, два иль три часа,

Захрипели, потеряли голоса,Но не сдаёмся: в нас самих играет кровь,Мы стеною за любовь.Видит взводный, что плохи наши дела.Эх, Маруся, до чего нас довела!Крикнул взводный: "Эту песню прекратить!"Ну, значит, так тому и быть.

Песня понравилась всем. В пятницу, когда рота шла на помывку в городскую баню, эту песню исполнили в городе, а в воскресном номере газеты "Губернские ведомости" был опубликован текст песни с указанием на моё авторство. Неудобно, но как мне кажется, что при небольшой коррекции прошлого будущее может стать не таким, каким оно стало. Возможно, что не будет той войны и не окажется, что поэт Виктор Гусев будет ярым сторонником массовых репрессий в СССР, а эта песня всё равно будет звучать на просторах нашей родины.

Примечание МН