Его не попытались убить, хотя сразу трое из его прислуги были обработаны культом, но это можно было считать даже не покушением, а просто вежливым приглашением к битве. Разорвав в клочья их разумы и разбив на осколки разъеденные Похотью души, он даже не повернул к ним лицо, откинувшись в своем любимом и артефактном (потому и любимом) кресле. В несколько секунд он создал Сеть, начав формировать ее, дополнять, подключать к ней новые узлы, отдавать приказы и принимать инструкции пополам с донесениями. Его сила была известна, пусть и изрядно позабыта, что позволило избежать лишних подозрений, сразу получив всяческое содействие со стороны стражи, армии и свободных сил разных аристократических семейств.
Бойня на этом участке не прекращалась, силы Империи уже успели повредить один из якорей ритуала, правда, малый, да еще и только повредить - через полчаса его вновь заставили работать. Зато потери оставались в рамках относительно низких, как для такой-то бойни, а оборона не спешила сыпаться под ударами притормозивших тварей. Там, впереди, на первой линии воюет гвардия, умирают за своих господ закованные, раз за разом активируют легендарные артефакты, а Чезаре Траймз совсем недавно использовал Крушение Всего. Ультимативная способность мифического артефакта могла быть активированной только в руках кого-то перешагнувшего пятьдесят пятую ступень, но уж при активации смотреть было любо-дорого. Именно эта атака, аннигилирующая любую энергию любого типа, включая ауры и верхние слои души, позволила повредить ту самую точку ритуала, к которой стягивали все больше и больше сил. Совместных усилий сразу трех вражеских Легенд хватило для сохранения ядра вражеского войска, но мясо проредило преизрядно.
Впрочем, у Р'Арнристаля были свои дела.
С маневрами и выполнением команд помогала генерал Кара, недавно обретшая статус Героя, уж она-то координировать все и всех могла в любом состоянии и куда лучше, чем сам волколюд. Сильнейшему боевому менталисту столицы и, возможно, империи досталась роль того, кто занимается разведкой и контролем вражеской толпы, того, кто разрушает цепи командования, предугадывает маневры, подслушивает мысли, меняет приказы прямо в головах тех, кто их получил и всячески гадит той армии, какой не повезло иметь его во врагах.
Обычному магу лезть в голову извергам или даже их культистам подобно самоубийству, но уж кому, как не ему слышать шепот собственной души, спокойно и взвешено отделяя воздействие флера, структурируя душу так, чтобы делать ее неуязвимой ровно в тот миг и к тому воздействию, какое пытались применить против него. Даже элитные твари опасались незримых щупалец его воли. Он находился далеко, сокрытый за рядами обороняющейся и, порою, наступающей армии, за барьерами и стенами чужих домов, но все же присутствовал рядом с каждым, незримо и неотвратимо.
Твари чуяли его, осознавали его мощь, и, наверное, именно поэтому не спешили в атаку, давая людям время на то, чтобы собраться с силами и таки додавить первую ритуальную точку, стерев ее с лица мироздания слаженной атакой трех кругов боевых магов и шести ударов легендарных артефактов. Вторая точка, находящаяся в обозримой доступности их баталии, скрывалась за горизонтом, на территории, контролируемой тварями, но даже ее барьеры то и дело щекотали тактическими чарами.
А потом пришли по его душу.
Он не знал имени этой твари, но точно осознавал, что она была Легендой, имея на подхвате еще одну Легенду, только послабее. И обе они были специалистами по работе с мозгами и душами смертных, умеющими и любящими, как и он сам, действовать вне пределов привычной дистанции. Не видно врага, не слышно врага, но что он, что все до единого Тактики, Командиры и сама Кара почувствовали их скверное донельзя присутствие. Почувствовали, осознали, прикинули и отдали эту битву ему - как единственному, кто мог ее не проиграть.
Они сражались, пока две армии воевали свою собственную битву, пусть даже твари не торопились в атаку, тревожа смертных самым краешком общего флера. Две паутины, два исполинских спрута, два веретена, что пытались поглотить друг друга. Твари действовали обе, как одна, а сам он отправил подальше всех помощников, ведь даже самые талантливые из менталистов были слишком уязвимыми против флера - без навыка аниматургии, контроля собственной и чужих душ, воевать с извергом такого рода нет смысла. Их нужно убивать иначе, принудив к сражению лицом к лицу, где они не могут распорядиться своей пугающей мощью.
Он воевал и так.
Тех было двое.
Он сражался за двоих.
Нити рвались, сминались паутины, но победителя не имелось, хотя твари были, в общем-то, сильнее. Только не спешили той силой пользоваться, предпочитая вести очень своеобразный диалог. Диалог, где словами были кинжальные уколы гасящего разум воздействия, где лезвия мыслей и колья чаяний сталкивались со щитами презрения и стенами равнодушия. Твари умели играть в эту игру, играли в нее куда дольше самого волколюда, а потому приходилось слушать, приходилось отвечать, ища в сказанном источник их слабости.