Его искали, а он нашелся (СИ)

Рубака твердо решил сдержать слово и принять брачные обеты вместе с этой гадиной хладнокровной, раз уж судьба так распорядилась. Но вот когда обет будет исполнен, первым делом, он ей шею-то и свернет. Соблазнительница тоже не собиралась отказываться от своих слов и даже убить своего будущего мужа собиралась быстро и безболезненно, может быть, даже приятно. Ну, в крайнем случае, оба были готовы потерпеть хотя бы пару месяцев, чтобы не гневить те силы, какие спасли их жизни, заодно дождавшись повода, хоть бы и формального, для кровопролития. А в том, что повод будет, ни один из них не сомневался.

С душераздирающим скрежетом встал на ноги голем, удерживая единственной уцелевшей рукой легендарный артефакт, используя его вместо костыля. Помимо отсутствующей по самую плечевую шарнирную ось руки, одна из его ног перестала гнуться, а вторая, наоборот, гнулась даже слишком охотно, но не в ту сторону. Чем бы ни был тот пространственно-гравитационный эффект колапсирующего типа, - не то чтобы Барай даже в нормальном состоянии мог выговорить этот термин, - но машину потрепало сильно. Падение удалось притормозить, благо конструкция Молота предусматривала необходимость прыгать с горных вершин прямо на врага, приземляясь точно посреди пехотного строя и учиняя всякие бесчинства.

Голем выдержал и даже функционировал, но и только. Если бы этот набор болтов приземлился чуть в стороне от раздавленной твари, то она бы его и прикончила, пока пилот восстанавливал бы равновесие и связь с управляющим контуром. Опять он выжил, опять вынужден пилотировать покалеченное и практически недееспособное ведро с шестеренками да болтами, опять кругом твари и что-то худшее, чем смерть. Только теперь он уже один, уже нет второго голема, прикрывающего спину, нет четкого и чистого, словно ледяная вода в горном ручье, ощущения присутствия рядом опытного Поводчика, что подстрахует в атаке и поддержит в обороне.

От воспоминаний о том, чем закончилась та битва в уже тысячу сто раз проклятой Каменной, дико заныли от бессильной злобы немногочисленные оставшиеся зубы. Вспоминая же долгие допросы, выворачивающих голову и память менталистов, подозрения и презрение, которого хлебнул с головой, вспоминая, как привыкал месяцами к своим протезам, как приходило осознание, что больше не будет он ни нормальным человеком, ни даже мужчиной... Вновь отчаянно захотелось то ли взвыть благим матом, то ли воткнуть в грудину собственный кинжал. Только матом он и так уже говорит, говорит непрерывно, совсем не заботясь о горном говоре, лишь бы не замолкать, потому что боится выключиться прямо в тот же миг от сводящей с ума мигрени и жжения в энергетической оболочке. А кинжала и вовсе сейчас нет - чтобы влезть в предназначенную для имперского недомерка кабину, выкинуть пришлось даже одежду, не говоря уж об оружии.

Даже тогда, сражаясь вместе с остальной бригадой, прикрывая склочного старого пердуна без одной брови, он все равно не чувствовал чужих спин, все равно сражался в одиночку, на самом переднем краю, не желая, не признавая за презирающими его ублюдками даже тени права эту спину прикрывать. И даже один он стоил многого, даже один он писал свою легенду, свой собственный рассказ у огня семейного очага, пусть даже не будет у него никогда той семьи и очаг давно отгорел. И, сука поганая, он не собирался от смерти бегать, но пусть падлы попробуют эту смерть ему на блюде принести, он их сам накормит до отвала, со всей горской гостеприимностью!

Наконец-то приведя голема в относительную боеготовность, став на колоннообразные ноги уже без риска пораскинуть ими в комическом падении, Барай оценивает окружение. Прямо под ним осталось токсичное и дымящееся пятно раздавленной твари - даже в падении он заметил, на кого именно то падение пришлось, немножко скорректировав приземление амулетами контроля веса. Ювелирная работа, амулетчик, прямо хоть сейчас сдавай зачет в позабытом Ставроске, если его там не прибьют быстрее визга. Семейка того шакала, который когда-то и вынудил его отправиться в добровольную ссылку, просиживать штаны в Каменной, до сих пор не против пустить Бараю кровь. А ведь он совершенно невиноватый, ничего не совершивший толком!

Вокруг хватает тварей помельче, но они сейчас бьются в агонии и пускают медового цвета пену вместе с культистами. Не иначе, поймали откат от общих чар, которыми управлял раздавленный или что-то в этом роде. Нечто похожее он слышал и раньше, мол, поэтому и стоит быть осторожным с телепатической и симпатической связью, а также созданием незащищенных магических кругов - если выбить основу, то упадут все опоры. Надо же, как удачно он приземлил свою задницу, просто образцово. Сейчас бы еще раздавить не пришедших в себя засранцев, найти на шакалов силы, а потом хоть немножечко отдохнуть - он уже чувствовал, осознавал и знал, насколько близко подошел к тому краю, после пересечения которого из ушей потекут сгоревшие мозги.

Сейчас, еще немного.

И отдохнуть.

Отдохнуть...