Господин вынуждено обрывает обе серии атак, концентрируя сущность на уже начавшему удар Варудо, с раздражением понимая, что не успел взломать, взрезать и выпотрошить почти полученный ответ. Застывший и переставший менять форму быстрее бьющегося сердца тропической птички тишина почему-то не мог не ответить, но работа флейты, гибельная запятнанным отчаянием своего создателя петля, успела в последний миг. Очень удачно успела - Варудо Вечный намеренно рисковал, проигнорировав опасность ослабить петлю, проигнорировав десяток отправленных в него приличия ради атак. А глупенькая барабан, поддавшаяся на миг своему садизму, так хотела увидеть его раны, что только сейчас закончила партию искорок, вернувшись к классической, пусть сверхсложной магии. При этом атакуя огненным ковром, становящимся провалом в пламенные глубины Горна, такие усталые камни мостовой и блеклые знаки на них. Даже парочку копий в сторону ближайшего лепестка метнула, причем хороших копий, прячущих внутри еще одно, а то еще одно, а то еще одно и так раз сто - сразу не выпить, перенаправить тоже придется по одному, пришлось отдать сигнал лепесткам и погасить лишние трели. От собственных лепестков его никакая петля не отрежет, их мелодия едина, он и есть они, а они давно стали частью его.
Господин вынуждено обрывает обе серии атак, когда клинок уже готов нанести первый из двух единственно необходимых ударов, почти вплетя тот во взвившуюся в пике мелодию. Больше того, клинок уже почти касается застывшего в петле тела, когда петля откатывается снова, только теперь по велению не Варудо, но самого пленника. Ну, пожалуйста, ну не удивляйся, флейточка милая, мальчик дорогой! Кто же придет на такую битву без собственных хрономантов в лепестках и прямо под сердцем, кто же сделает такую неизящную глупость? Не он, нет, не он, а все остальные, включая Варудо Вечного, лишь в последний миг успевшего обратить Время, хотя изверг и старался помешать этому, возникнув на том месте, где он ранее стоял, накладывая на своего Господина сущность петли.
Легкая затрещина сшибает с покрытой десятками острых огненных шипов, застывших пламенных языков, выкованных из ее же жестокой злобы, девы всю ярость, гася это пламя, роняя ее на уже куда медленнее покрывающиеся знаками камни, вырывая сердце из груди. Пламенные барабаны порадовали его напоследок своим предсмертным оргазмом, сгорая дотла и снова перерождаясь, но этого мелодия уже не дожидается. Сжатое в руках сердце, сотня ритуалистов в глубине сути, мгновенно воплощаемые структуры, где центром ритуала стал взятый из горячей груди столь же пылающий реагент. Проклятие и атака, тончайшая работа, пусть даже всю ее гениальность портит поспешность сотворения, во всех спектрах воспринимаемая работой той, чье сердце стало основой.
Легендарная защита подобного толка была бы обманута этим аккордом, но латы Варудо, воспетая во множестве рассказов и пересудов Дуэль Подлеца, сыскавшая злую славу задолго до того, как оказалась во власти династии Вечных, уловку распознала. Впрочем, это был лишь пробный слой, еще один, подобравшийся уже куда ближе, чем прошлый - стоило пелене Пламени рассыпаться искрами, как из искр она же возродилась, только теперь стремясь сжечь в объятиях все еще молчащего тишину. У воплощения Похоти даже мелькнула и тут же была сотни раз разобрана и проверена мысль, будто призванный просто решил подставить союзников, посмотреть, как они сдохнут, а потом попробовать закончить начатое ими, пользуясь собранными знаниями о сути изверга и его предположительной усталостью. Жаль, но столь наивное и намеренное самоприношение себя в жертву возлюбившему его архидьяволу все-таки тому показалось - колдовские хороводы зрящих не успели пока пробить усиленную за счет бездействия и неподвижности защиту, но четко распознали истинность угрозы. Нет, не выжидает тишина, а занят чем-то слишком глубоко запрятанным в Одиночестве, чтобы срисовать образ мгновенно.
Вместо спущенной с поводка подготовленной атаки, выложенной на стол слишком рано, до того, как закончится подготовка, вместо сфальшивленной мелодии, неправильно взятой ноты... тишина просто снова стал двумерным, будто и не делал ничего все это время. Эта непослушность не просто заводит, она прямо-таки требует ответа, чтобы было мальчику неповадно делать всякие непонятные вещи не делая, вроде бы, ничего. Во вспышке пламени родилась рокотом духовых труб пламенная дева, а ее принц снова рвется в бой, ускоряя себя настолько, что смазывается в одну сребристую линию, готовясь ударить-таки проклятым клинком. Сребристая линия обрывается, а принц летит кувырком, когда Закон резко отказывается повиноваться где-то в четырех шагах от цели. Снова вспышки знаков, пытающихся залезть под доспех, впиться в податливую плоть, ведь броня вневременья на нескончаемо короткий и необъятно долгий миг засбоила, заблестела, засвиристела певчей птицей в клетке, которую вот-вот сунут в печь.