Радуясь, что по всей строгости не отчитали, да и по большому счёту не разозлились, потому как в глазах любимых мужчин читалась, скорей, ирония, смешанная с пониманием, чем злость, помчалась туда, куда сказали. По пути не забыла себя похвалить за то, что как в воду глядела и нижнее бельё успела упаковать.
Вынырнув из ванной полностью готовой и с полным пакетом скиданных в него бутыльков, застала картину. Папа с Беркутовым раскладывали по сумкам мои вещи и миролюбиво болтали. Отец увлечённо рассказывал, как я в семь лет, силясь приготовить свой первый в жизни обед, не только нашу квартиру полностью задымила, но и весь подъезд, Никита внимательно слушал, улыбался от уха до уха, да ещё и попутные вопросы задавал.
Первый вывод, который я сделала, наблюдая за ними — это то, что Никита и папа не такие уж и противоположности, коими я их считала. Да, Беркутов более импульсивный, более наглый, упёртый, но это лишь поведение, а суть, что находится у человека в душе, у них очень схожая. Они оба добрые, ответственные, заботливые и никогда не станут раздражаться по пустякам. По справедливости я ведь сегодня заслужила упрёки, но их не услышала. Из первого вывода вытекал второй. Предполагать, что кто-то из моих любимых мужчин нападает на девушек — безумно дико и является лишь бесполезной тратой времени и сил.
Наше новое пристанище — снятые Беркутовым апартаменты, находилось на шестнадцатом этаже закрытого комплекса, на территорию которого человек с улицы просто так не попадёт. Забор по периметру, через каждые несколько метров камеры видеонаблюдения, въезд только через пост охраны и шлагбаум. Вход в подъезд, если ты не жилец, только после предъявления документов и подтверждения от одного из проживающих, что он тебя действительно ждёт. В принципе, в моём доме почти такая же пропускная система, но она гораздо лояльней и гибче, здесь же ну очень всё строго.
Всё, что успела, оказавшись в квартире, это просто её обойти: два санузла, хозяйственное помещение со стиральной машиной, сушкой и бытовой химией, три спальни, кабинет и кухня-гостиная с выходом на террасу. Оглядеться детально попросту времени не хватило, потому как спустя пять минут, как мы вошли в апартаменты, Никите позвонил доктор Дарьи и разрешил нам её сегодня же навестить с условием, если успеем приехать в больницу до семи вечера. А ещё обрадовал, что скорость выздоровления пациентки бьёт все рекорды и опережает самые оптимистичные прогнозы.
Окрылённые новостью и громко топая, мы с Никитой, держась за руки, можно сказать, неслись вверх по ступеням больницы, папа если от нас и отставал, то совсем чуть-чуть.
— Где тридцать восьмая палата? — выпалил Беркутов дежурной медсестре, что сидела при входе на этаж за столом и заполняла графы в журнале.
Худощавая женщина преклонного возраста в очках, не поднимая на нас глаз и не прекращая писать, ткнула пальцем свободной руки в угол.
— Бахилы в автомате купите.
— При входе купили, — запыхаясь, пояснила я.
— А халаты? В тридцать восьмую без халата не пропускаем.
— Надели, — рявкнул Никита.
— Хорошо, — безразлично отозвалась медсестра и более довольным голосом добавила: — В тридцать восьмую нельзя.
— Понятно, значит, сами дорогу найдём, — Беркутов потянул меня дальше по коридору. В этот момент как раз подоспел папа, а дверь с номером тридцать восемь обнаружилась буквально через несколько шагов.
— Сотрудник из органов там. Ждите, когда выйдет. Хамло… — какими ещё словами отругала нас медсестра, мы не услышали, потому как дружно вошли в палату и плотно прикрыли за собой дверь.
После слов доктора, что Дарья семимильными шагами идёт на поправку, я никак не предполагала, что застану её в настолько плохом состоянии. Цвет кожи девушки практически сливался с белым постельным бельём, обширные тёмные круги вокруг глаз проступали слишком ярко, и казалось, что они не естественные, а их кто-то специально нарисовал. А обмякшее тело и выражение лица явно давали понять, что Дарья до предела измождена, и у неё до сих пор не до конца восстановилась связь с реальностью.
Кнутов, что действительно сидел на стуле возле кровати, заметив нас, тут же встал и тактично отошёл в сторону, чтобы у нас появилась возможность подойти к Дарье ближе.
— Привет. Как ты себя чувствуешь? — сначала спросила у Даши и лишь после сообразила, что это самый идиотский вопрос из всех возможных.
— Бывало и лучше, хотя доктор меня хвалит. Говорит, что крепкая, — обескровленные губы девушки едва шевелились, поэтому её речь звучала не только медленно и тихо, но ещё и не совсем внятно. А в конце фразы, когда она, я так предполагаю, попыталась улыбнуться, вместо этого скривилась от боли.
— Ничего, мы тебя подлечим, быстро на ноги встанешь, — Никита взял ладонь девушки и поцеловал. — Даша, это Шолохов с тобой сделал?
— Не знает она, — полицейский подал голос с галёрки. — Спрашивал уже.
Беркутов лишь на мгновение обернулся на полицейского. Как уж он на него посмотрел, я не видела, но Кнутов после этого замолчал.
— Ник, у меня нет предположений, кто это был, — выдохнула Дарья.