Его хорошая девочка

— Здесь не правильно, я слишком тебя уважаю, — голосом человека, что погибает от жажды и просит глоток воды, выдавил из себя Беркутов. Причём не совсем поняла, кого именно он этими доводами уговаривал — меня или себя?

— А где правильно? — спросила я и начала наступать, шаг за шагом оттесняя Никиту ближе к береговой линии.

— В спальне, за закрытой дверью на простынях….

— Оглядись вокруг: море, звёзды, нам светит луна, ни одна в мире кровать с шёлковыми простынями не сравнится с этой красотой. А дверь нам не нужна, здесь и сейчас мы только вдвоём, — мягко и нараспев произнесла я, а рукой повторила недавние движения вверх-вниз. Мужчина и теперь содрогнулся и не единожды, словно каждую мышцу его тела сковывала судорога. Затем, давая короткую передышку, отпускала и тут же вновь зажимала в тиски. Никита пережил эту атаку, низко склонив голову, а когда вновь её поднял, по одному выражению его лица поняла, что миссия выполнена, он сдался.

Беркутов смотрел на меня с предвкушением, с обещанием взять не только то, что ему обещала, а гораздо больше. А ещё во взгляде мужчины улавливалось намеренье отомстить. Наверняка это за все те мучения, что он перетерпел, пока его плоть боролась с принципами разума.

— Варвара, ты меня допекла, я же, в конце концов, не железный! — рыкнул мужчина и резким рывком, приподняв, вынудил обхватить его шею руками, а ноги на его талию я по собственной инициативе закинула.

— Ну, смотря где, в некоторых местах очень даже железный, — ещё больше дразня, шептала Никите я на ухо, пока он семимильными шагами нёс к покрывалу.

— Хотел сделать всё нежно и медленно, чтобы тебе было легче, но ты намеренно разбудила во мне зверя, теперь, радость моя, не вздумай жаловаться, — уложив на спину, предупредил Беркутов, и зверь, о котором он говорил, в буквальном смысле набросился на меня.

***

В ушах гул, голова шумит и чумная, ноги и руки дрожат, сердце на износ бьётся, ударяясь о грудную клетку, кто я и где — не понимаю, знаю лишь одно, мне офигительно хорошо!

— Никита, — обессиленным голосом едва промямлила я.

— М-м-м, — промычал Беркутов, что лежал сверху и никак не мог отдышаться.

— Ты что-то там про «медленно» и «нежно» говорил… так вот, официально заявляю, оно мне не надо. Мне надо, как только что — крышесносно.

— То есть пожёстче?

— Если это так называется, то да, — ответила я и, заметив, как Беркутов довольно растянул губы, поинтересовалась; — И чему улыбаемся?

— Помнишь, я говорил, что мы друг другу отлично подходим? Выяснилось, что я ошибался. После твоего «пожёстче», не отлично, а идеально. Стопроцентное совпадение в предпочтениях. Я самый везучий сукин сын на свете.

Глава 52

Открыв один глаз, огляделась, ну так, на всякий случай, а то вдруг вчерашний умопомрачительный вечер и не менее протрясающая ночь — это всего лишь плод моей буйной фантазии.

Фу-у-ух, выдохнула, проснулась там, где засыпала, у Никиты в постели. Вот был бы номер, если бы продрала глаза у себя в спальне! От обиды рыдала бы сейчас крокодиловыми слезами. А так, сладко потянулась во весь рост и от души зевнула. Не оборачиваясь на вторую половину кровати, пошарила рукой и, не обнаружив Беркутова, уже собиралась расстроиться, но в ванной потекла вода, из чего выходило, что Никита не куда-нибудь далеко и надолго от меня убежал, а он тут рядышком, просто моется.

Дабы посмотреть, какую меня Никита увидит в первое совместное утро, обмоталась одеялом и допрыгала до зеркала. Волосы, потому как высохли естественным путём, без фена, не струятся по плечам, а торчат слипшимися сосульками, более того, на затылке они скатались во внушительный ком, так понимаю, из-за долгого трения об матрац. Губы из-за бесконечных поцелуев — вареники, глаза красные от недосыпа, но выгляжу я без ложной скромности обворожительно великолепно. Глаза хоть и уставшие, зато горят. Да, губы опухшие, но растянуты в мега довольной улыбке. Из меня всей словно радостный свет бьёт.

Вот он истинный секрет красоты — счастье! Все пластические хирурги и многообещающие косметические средства нервно курят в сторонке и грызут от зависти маникюр.

Подняв с пола сумку, что я в порыве страсти швырнула непонятно куда, нащупала телефон и разблокировала экран, чтобы глянуть, до которого часа мы с Беркутовым продрыхли.

— Ё-моё, — ругнулась я вслух и из чувства стыда прикусила губу — семь пропущенных звонков от отца.

— Привет, пап, прости, что не отвечала, — тут же набрала номер родителя и извинилась.

— Привет, потеряшка. Как дела? Ничего не случилось? Обычно ты всегда трубку берёшь.

— Ой… — тяжко вздохнув, начала делиться нерадостными новостями о Дарье и Снеже.

Беркутов как подгадал, вышел из ванной точно в ту секунду, когда мы с папой закончили разговор.

— М-м-м, кто это у нас тут проснулся, — заметив меня, сидящую на кровати, пропел Беркутов и с грохотом захлопнул за собой дверь в душ. — Это хорошо, что встала, а то пришлось бы будить. Мы-то с пацаном давно как не спим. Смотри, — мужчина сдёрнул с бёдер обмотанное вокруг полотенце, и я догадалась, о каком пацане идёт речь.