Его Луна, или Переговоры с последствиями

Но если смотреть на раскинувшейся за бортом аэрокара вид чисто эстетически — глаза радовались. Городские дома сменились четкими квадратами тщательно возделываемых полей. Эти земли растянулись практически до горной гряды, вершины которой были хорошо видны и из столицы. Вдоль подножья гор, а местами забираясь и на них, тянулась лесополоса — заповедник. Это был нетронутый, первозданный кусочек той планеты, которая еще не знала своего имени. Растительность на Интегре была в основном лиственная, и хотя разнообразие видов не совпадало с земным, Рейвен почувствовала себя среди всей этой буйной зелени как-то очень знакомо и комфортно.

Канцлер подал девушке руку при выходе из аэрокара, и она с удовольствием вдохнула воздух полной грудью. Он был свеж и полон незнакомых, но очень приятных ароматов.

— Сейчас сезон популики, — прокомментировал Ходжес. — Если нам повезет, то ее еще собрали не всю, и мы сможем сорвать несколько штук прямо с куста. Рейвен, вам никогда не казалось, что так намного вкуснее?

— В целом да, — засмеялась девушка, — но я никогда не видела такого растения. И тем более не пробовала.

— О! Я завтра же распоряжусь, чтобы это упущение исправили! Популика… это такие маленькие трехгранные ягоды в сантиметр величиной. Их окрас такой же зеленый, как и все вокруг, поэтому не так просто их собрать, если не знать, где искать. Несмотря на цвет, в это время года они уже всегда спелые. Вкус… попробуете завтра сами, если сейчас не встретим. Я коренной интегровец, и хотя изрядно помотался по космосу в юности, мне трудно сопоставить его с чем-то земным. Солдат, знаете ли, разносолами не балуют, — и Ходжес широко и искренне улыбнулся.

— А ядовитые растения тут встречаются?

— Сейчас уже нет. Первые поселенцы застали пару хищных видов. Заметьте, именно хищных, а не ядовитых! Но их вытравили задолго даже до моего рождения. Сейчас наибольшую опасность на Интегре представляют песчаные бури и соляно-кислотные «оазисы». Ну и океан до сих пор совершенно не изучен, хотя около десяти лет назад мы и поставили несколько нефтяных платформ.

Рейвен услышала странную гордость в голосе канцлера. Как будто он говорил не о нефтяных платформах, а, скажем, об успехах своего сына-студента. Как будто вся Интегра, включая не только природный мир, но и построенную инфраструктуру, была для него живым существом. Наблюдательности канцлеру Ходжесу было не занимать, он заметил это промелькнувшее на лице девушки непонимание.

— Вам, наверное, сейчас кажется, что я сентиментальный старый дурак, — раскатисто засмеялся он. — Но это вы не видели планету моего детства, чтобы сравнить с тем, какая она сейчас. Мне очень жаль, что мои родители не дожили до этого момента. Отец задохнулся газом в шахте, пока я защищал другие миры. Сердце мамы не перенесло стольких утрат и она вскоре последовала за ним.

— Столько утрат? — переспросила Рейвен, тут же внутренне выругав себя за бестактность.

— Да, я уехал из дома в учебку, и, кажется, ни одна живая душа не надеялась, что я когда-нибудь вернусь. Мой младший брат подхватил местную болезнь, на сегодняшний день ее даже к опасным не отнесешь. Но тогда планете отчаянно не хватало медицинских препаратов, и он скончался от банальной температуры. Несчастный случай с отцом произошел через три года.

Рейвен внутренне содрогнулась. Каким кошмаром для канцлера, наверное, стало известие о смерти близких, наверняка дошедшее до него со значительным опозданием. Девушка вообще не понимала, что двигало молодым парнем, заставляя сюда вернуться.

Канцлер и Рейвен шли вдвоем по широкой тропинке, вероятно, специально проложенной для гуляющих в этих зарослях. Охрана держалась и спереди, и сзади на почтительном расстоянии. На самом Ходжесе была кобура с бластером. Чтобы как-то сменить грустную тему разговора, девушка поинтересовалась:

— Сэр канцлер, вы с оружием — это просто привычка или тут может быть небезопасно?

— Уверяю, я ни за что не повез бы вас туда, где небезопасно! Просто… мне так комфортнее, что ли. И, Рейвен, вы не поверите, но это у меня первый выходной за несколько лет. Я так счастлив от нашего неформального общения, что совсем бы не хотел вспоминать, что я канцлер. Зовите меня Грег или мистер Ходжес, на худой конец.

Рейвен смутилась и кивнула. Она хотела вести себя холодно и отчужденно и даже оделась в максимально непривлекательную, на ее взгляд, одежду. Но придерживаться этой схемы поведения, когда канцлер возле нее был так искренен и дружелюбен, просто физически не получалось.

— Вы когда-нибудь видели шуршалок? — спросил канцлер, доставая из кармана горсть орехов.

— Нет, я, признаться, недолюбливаю грызунов. Они портят сады и насаждения.

— Ну вот, — Ходжес опечалился, — а я хотел вам продемонстрировать нескольких. Они следуют за нами от самой стоянки. Здесь они питаются насекомыми и мелкими пресмыкающимися, но знают, что люди привозят всякие вкусности. Еще ни разу не видел, чтобы шуршалки отказались от орехов или кусочков фруктов.

— Ну давайте тогда их умаслим, — улыбнулась Рейвен. — Мне как-то совестно обмануть их ожидания.