Его ребенок (СИ)

— Отойди… — дрожащим голосом произнесла я, отстраняясь и затыкая рот и нос ладошкой. Еще чуть-чуть, и меня вывернет прямо на него.

— Карин…

Марк же не сдавался, целовал шею и пытался расстегнуть парку. Только не это. Не хватало, чтобы он еще и живот мой нащупал.

— Ты воняешь другой женщиной, — громко и резко выговорила я, — мне противно, Марк, отпусти.

Скольников сразу же перестал меня целовать, тряхнул головой, затем шумно втянул носом воздух у моей шеи и резко отошел от меня, отпуская.

Он поднял руки ладонями вверх, словно демонстрируя, что мне больше нечего бояться, я же, не отпуская его взгляда, двинулась боком на выход, затем задом наперед. Лишь бы не поворачиваться к нему спиной.

Марк все это время смотрел на меня слишком откровенно. Он молчал, просто медленно шел за мной, намного медленнее, чем я, шагая спиной вперед. Его руки были все так же подняты, а в глазах словно горел огонь. Я никогда еще не видела его таким, казалось, он что-то предвкушал.

Миновав порог гостиной, я развернулась и сорвалась на бег.

За мной никто не побежал, но это я поняла, лишь заскочив в салон автомобиля Вавилова. А еще я оставила Кристину с ним в одной квартире. Опять потянулась к ручке, но Глеб заблокировал двери.

— Там Марк. Я не могу оставить с ним Кристину.

Вавилов посмотрел на меня как на идиотку и фыркнул:

— И что он, по-твоему, ей сделает?

Я же не нашлась с ответом. Кристине, наверное, ничего и не сделает, а я вот отчего-то сегодня под его азартным взглядом ощущала себя самой настоящей загнанной ланью.

И даже сейчас, когда я была в безопасности и сидела в теплом салоне автомобиля, все еще ощущала себя загнанной. Словно не сбежала, а, напротив, угодила в искусно расставленную ловушку, а потому я ждала.

Утром первого января, и второго, и третьего. Ждала, что Марк объявится. Как-то обозначится опять в моей жизни, но нет. Никакой ловушки не было, а я все же спаслась бегством от хищника и, кажется, уже сама была этому не рада.

Новогодние праздники прошли как в тумане. Я целыми днями играла с Маришей и Сашей, разговаривала с Олесей и опять думала о Марке.

Почему он был в новогоднюю ночь там? Один?

А вдруг он был не один, вдруг наверху его ждала девушка, с теми самыми кокосовыми духами, что вызвали у меня приступ тошноты. Было обидно, и… кажется, я ревновала. Странно. Мы же с ним расстались, и до этой встречи я думала, что отпустила Марка. А выходило, что нет. Как можно отпустить человека, чьего ребенка носишь у себя под сердцем?

Гормоны ли играли со мной дурную шутку или моя неопытность в отношениях, но я окончательно запуталась и уже не понимала, что хорошо, а что плохо. Как будет лучше для меня и моего малыша? Кто прав, а кто виноват в нашей ситуации? И верно ли я расценила в Марке угрозу для себя и своего материнства?

С нового учебного года я должна была перейти на свободное посещение, оставалось только закрыть сессию за первый семестр. Зачетная неделя прошла перед Новым годом, а экзамены после. Один был даже на праздниках — пятого января, словно преподаватели и студенты не люди и не должны отдыхать так же, как и вся остальная России. На следующих же двух экзаменах Ромки не было, и я каждый раз выдыхала с облегчением. Ведь мой живот казался уже заметным – конечно, в свободной теплой одежде нужно было приглядываться, но все же.

Сегодня был третий экзамен — налоги и налогообложение. И я снова специально надела свободный свитер плотной вязки, и Скольников-младший опять не удостоил преподавателей своим визитом. Что же, мне же лучше. Экзаменация проходила в виде тестирования, и я, ответив на все вопросы, раньше отведенного времени покинула кабинет. У меня был почти час в запасе, но я все равно сразу же вызвала такси и поехала в женскую консультацию, там меня уже должна была ждать сестра.

— Как же я хочу поскорее узнать, кто там, — ласково улыбнулась она, встретив меня. Обняла и сразу же положила ладонь на мой не выделяющийся через парку живот. — Он у тебя такой малюсенький.

— Есть такое дело. Надеюсь, что все хорошо. Сейчас на УЗИ и посмотрят. — Я немного натянуто улыбнулась и пошла в здание.

На самом деле я уже давно порядком волновалась. Успокаивало лишь то, что с четырнадцатой недели на плановых приемах перинатолог прослушивал сердцебиение малыша.

Раз в две недели.

Поэтому каждого приема я ждала с замиранием сердца. Завтра по всем данным будет ровно двадцать недель, а мой малыш так и не начал толкаться. И это меня очень беспокоило. Олесины дети зашевелились намного раньше, врачи говорили, что чем худее будущая мама, тем раньше она начинает ощущать движения малыша – сначала совсем легкие и невесомые, как перышко или хвостик маленькой рыбки… Я же прислушивалась изо дня в день и не чувствовала совершенно ничего. Это злило и заставляло волноваться.

— Смотри, даже очереди нет, — довольно улыбнулась сестра, и я кивнула ей, опять стараясь не показывать собственное волнение.