Его ребенок (СИ)

Нежно целуя, он уложил меня на бок и, обняв со спины, ласково и бережно брал, заставляя сходить с ума от этой удушающей и порабощающей меня нежности. Сексом мы не занимались уже несколько недель, а потому сейчас все было воистину чудесно, но слишком быстро. Как же быстро. Нетерпеливые руки и жалящие поцелуи странным образом очень сочетались с медленными толчками. И взрыв, который наполнил нас обоих до краев.

— Наверное, это одна из причин, по которой я не хочу рожать, — рассмеялась я, когда Марк начал осыпать меня легкими поцелуями, переворачивая, как какую-то матрешку. Хотя матрешкой я сейчас и была — с секретиком внутри.

— Карина, ты рушишь все мои стереотипы, — рассмеялся Марк, опять целуя.

Да, когда мой живот начал слишком сильно выделяться и бросаться в глаза, Марк боялся трогать меня, и секс в такое время ему казался неправильным. Убеждала я его в обратном, правда, недолго, но все же мои заверения в том, что удовольствие я испытываю более насыщенное и длительное, мне не помогли. Пока он сам не поговорил с врачом и не выяснил, что вреда ребенку и мне от этого не будет, держал себя в руках.

«Всего себя», – мысленно хихикнула я.

Педант чертов. Но все же любимый педант, жизни без которого я попросту уже не представляла. В такие моменты в мою голову не лезли дурные мысли, я понимала, что это все лишь бред моего подсознания. В такие моменты я чувствовала себя довольной и самой счастливой на свете сытой кошкой.

Ухода Марка я уже не заметила — уснула, а когда проснулась, решила спуститься вниз и подождать Скольникова там. Сева все еще слабо шевелился, а поясницу так же, как и низ живота, тянуло. На последнем приеме врач сказала, что в течение недели я уже должна родить, немного не дотянув до сороковой недели. Поэтому я старалась готовиться, настраиваться морально, но все же, когда низ живота окаменелна более продолжительное время, чем это бывало при тонусе, я поняла, что, кажется, роды начались и, кажется, я совершенно не готова.

— Рома! — закричала я как ненормальная, даже не пытаясь подняться.

Схватки не должны были нарастать с такой силой и так быстро, но мне казалось, что я ощущаю адскую боль уже сейчас. Скольников-младший все же был дома, в отличие от своего папаши. Но, судя по рубашечке с коротким рукавом и легким летним брючкам, он тоже куда-то собирался. Я же вцепилась в его руку, а затем и вовсе потянула на себя, обняла, впиваясь ногтями ему в кожу и периодически царапаясь. Да, он был не виноват, но как-то у меня напрочь пропала способность думать хоть о чем-то.

— Я звоню отцу.

— В скорую, Ром… а-а-х, — застонала я, протягивая имя парня, словно он мог мне как-то помочь. Как он звонил Марку и в скорую, я не слышала, просто расплакалась, когда прекратилась очередная схватка. Рома начал вытирать мои щеки, нежно беря лицо в руки.

— Ну же, соберись. Нужно встать и переодеться хотя бы. Ты сможешь, — запальчиво прошептал он. — Сможешь? — повторил, уткнувшись лбом в мой, я закивала, но тут же меня настигла очередная схватка, и я начала громко стенать, опять прижимая к себе Рому.

В мареве боли я услышала громкую и такую себе отборную брань от Ромы, который еще мгновение назад был оплотом поддержки. Я распахнула резко глаза и увидела убегающую из гостиной фигурку.

— Кристя? — ахнула я.

— Дурочка маленькая, — недовольно пробурчал Рома, — давай, Карин, поднимаемся.

— Она что? — ахнула я. — Подумала, что мы… Ах!

— Говорю же, бестолочь, — рявкнул он и все же потянул меня на себя, наконец-то помогая мне встать.

В вертикальном положении, как ни странно, боль стала ощущаться меньше, чем когда я лежала.

И чего я только сразу не встала!

Но стоило сделать мне пару шагов, как по ногам потекла теплая жидкость, нижнее белье и пижамные штаны тут же намокли и прилипли к коже, вызывая ощущение полного дискомфорта.

— Наверх не пойдем, — коротко бросил Рома. Затем позвал домработницу, чтобы та принесла сумку, которая была уже наготове, а еще вещи на смену.

Как-то совсем быстро приехала скорая, а может, я просто настолько озверела от боли, что не замечала времени. Только обрывки брошенных фраз. Отвратительная подготовка к родзалу прошла как в тумане, но осталась самым ярким пятном воспоминаний после. Уже наутро, если бы меня спросил кто-нибудь, что было самое страшное в родах, я, не сомневаясь, ответила бы: клизма!

А пока я плохо соображала и, кажется, перестала думать окончательно, когда увидела Марка. Он приехал вовремя. Пытался даже время от времени взять меня за руку, только мне было совершенно не до него, да и держаться нужно было за какие-то специальные поручни во время потуг.