Его (с)нежная девочка

–  Нет-нет-нет! – тараторит снежинка, со смехом отбиваясь от меня ладошками. – Я есть хочу!

– Так я тоже, – кусаю в плечо, легонько прихватывая нежную кожу зубами, и слышу тяжелый вздох.

– Да нет же, Дам!

– Да “да”. Нельзя быть утрами такой, Ева.

– Какой? – интересуется любопытная моя. – Милой?

– Сексуальной, горячей, невозможной и невероятной.

– Мы же тогда весь день проваляемся в кровати, – чувствую, как сдается под моим напором снежинка, закидывая свои ножки мне на талию. – Так нельзя.

– Кто сказал? Мы в горах, нас завалило снегом, и куда нам с тобой торопиться?

– Резонно, – тянет Ева уголок губ в улыбке. – Уговорил, – шепчет, обхватывая руками меня за шею. – Позавтракаем в обед! – ставит точку в нашем разговоре и дразнится своим язычком. Пробегает по моим губам, заставляя их разомкнуть и выдать мученический стон, а потом тут же проскальзывает внутрь, сцепляя ножки у меня на спине, практически повиснув на мне.

Я уже навострился подхватить ее на руки, сжал в ладонях идеальную упругую попку и приготовился утащить в спальню, откуда выйдем мы очень и очень не скоро, когда наш поцелуй прервал звонок.

Гребаный мобильник! Сколько раз за этот уикенд он срывал нам всю малину!

– М-м-м, – тяну, с трудом отлипая от ее горячих губ, – сейчас, две минуты, снежинка, и мы продолжим! Запомни, на чем остановились, – выдаю и, не выпуская из рук девчонку, не глядя на экран, достаю телефон из кармана домашних штанов, которые от натуги в паху скоро лопнут к херам, и отвечаю на вызов, практически гаркнув в трубку:

– Да?

– Дамир Таирович? Доброе утро, с праздником вас! Надеюсь, не побеспокоил?

– Мистер Эриксон? – спрашиваю, все же бросая взгляд на экран. – Чем обязан?

Ева, закусив губку, послушно льнет ко мне, болтая ножкой у меня за спиной и ждет, а когда видит, как по моему лбу побежали хмурые морщинки, тянет пальчики и ласково разглаживает, шепнув:

– Не хмурься.

Ну, вот как с ней быть? И как без нее вообще жить?

А тем временем в трубке:

– Да, мистер Абашев. Я звоню сообщить, что ваша связь с деревней восстановлена. Последствия схода лавины ликвидировали, проход расчистили, снежные завалы устранили! – бодрым голосом вещают мне вроде бы хорошие новости, но тем не менее, чем дальше я слушаю, тем сильнее накрывает ощущение безысходности. Буквально чувствую, как внутри все опускается. – Горнолыжные трассы сегодня с часу дня тоже запустим, фуникулеры уже заработали! – отчитывается Эриксон, а я смотрю на свою улыбчивую снежинку и понимаю, что, к моему огромнейшему сожалению, нас “спасли”.

– Все хорошо? – будто почувствовав, как резко поехало вниз мое настроение, шепчет Ева.

Нет, я вполне осознавал, что рано или поздно это все равно случится. Не жил ванильными мечтами, что мы, как в сказке, будем жить “долго и счастливо и вдали от всего мира”. Понимал. Но мне не хватило всего дня, чтобы все ей рассказать спокойно и без суеты, а теперь внутреннее предчувствие буквально кричит, что время поджимает.

– Дам?

– Все прекрасно, снежинка, – улыбаюсь, отвечая ей одними губами. И уже в трубку:

– Я понял вас. Спасибо, что сообщили. Прекрасные новости.

Вру. Хреновые новости.

– Прошу прощения, что пришлось так долго ждать, – сегодня управляющий курортом явно словоохотлив. – Давно у нас тут не было такого снежного бурана, и…

– Я понял вас, – нетерпеливо перебиваю, – спасибо еще раз… – уже собрался скинуть вызов, как слышу вдогонку:

– Кстати говоря, Евангелина Фадеева может приступать к рабочим обязанностям и возвращаться в свое общежитие.

А вот это нетушки! Не дождетесь.

– Евангелина Фадеева останется жить в шале, мистер Эриксон! – говорю прямо, не собираясь юлить. – Со мной! – добавляю с нажимом, когда на том конце провода слышится попытка выступить мне “поперек”. – Будьте так добры, предупредите Диккерса и Делулу, что их подопечная в целости и сохранности и прекрасно справляется со своими обязанностями, – чем дальше я говорю, тем больше округляются у Евы глаза, а когда наконец-то кладу трубку, обсудив еще пару второстепенных вопросов с Эриксоном, первое, что слышу:

– Я не буду бездельничать! – такое возмущенное, а девчонка насупилась и пыхтит, как ежик. – То, что ты… мы… ну, в общем, я не буду сидеть у тебя на шее и врать своему начальству. Мне надо работать, от этого мой отчет по практике зависит, между прочим!

Вот интересно, какая бы была реакция, если бы я сейчас сказал, что курорт мой, и что вообще-то сейчас она перечит начальству своего начальства?

Взрывоопасная, наверное.

– Я и не собираюсь тебя сажать себе на шею, успокойся, – улыбаюсь такому воинственному настрою. – Но согласись, то, что ты будешь уходить отсюда на ночь глядя и возвращаться утром ни свет ни заря, ни тебе ни мне пользы не принесет, а уже тем более, твоему отчету. Побережешь силы, потраченные на получасовую дорогу по холоду и снегу, и потратишь их лучше на…

– Уборку! – перебивает Ева, спрыгивая со стола и выпутываясь из моих рук.

– Вообще-то я хотел сказать, на меня, – подмигиваю, получая колючий взгляд в ответ. – Ладно, я так понимаю, “десерт” откладывается, будем завтракать?