Его строптивая любовь (СИ)

— Родители сейчас здесь, расспросим их. Мне показалось, они поняли, что имел в виду твой дядя, когда говорил о наказании, но не объяснили нам. Тебе признаются, никуда не денутся. Прикажи им, — посоветовала Таня.

Выходит, она всё ещё обижена на них. Как же я её понимаю! Но, вместе с тем, понимаю, что родители искренне её любят и хотели как лучше. Вновь напомнила себе, что нужно будет проследить, чтобы её сердце не зачерствело, как у большинства тёмных. Таня не такая. Она живая и по–настоящему хорошая, хоть у неё, если откровенно, совсем не сахарный характер. Тёмный.

Ликс доставил нас прямиком за стол, хотя я была в мокрой одежде, а Таня без туфель и растрёпанная, как ведьма, и удалился, строго наказав Тане поесть. Та кивнула, сама же как держала меня всю дорогу, так и здесь не отпустила, и к еде не притронулась.

— Я сейчас начну кормить тебя с ложечки, — пригрозила лучшей подруге.

— Ну, так–то не перегибай, — очнулась она.

— Вот, другое дело. А то я не признала вас в гриме, — выдала я вдруг земную шуточку, до того она показалась уместной. — Жуй!

— Только ради вас! — патетично воскликнула актриса Погорелого театра, отправляя в рот ложку супа и… напрочь выпадая из беседы.

Всё же верно поступил Ликс, удалившись, а то было бы сейчас: «Нет, ты ешь!», «Нет, сперва ты!»

— Не торопись, бугры по спине, — раздалась ещё одна земная фраза, на этот раз от мамы Тани. — С возвращением, Алеся.

— Её высочество, — напомнил жене отец моей лучшей подруги.

— Давайте по–простому, по–старому. Просто Алеся, хорошо? — попросила, не желая тратить время на формулировку соответствующих этикету фраз. — И, поскольку у меня не так много времени, как хотелось бы, прошу вас без отговорок и завуалированных намёков рассказать всё, что вам известно о мире, в котором я находилась.

— Мы… — протянула женщина, которая практически вырастила меня.

— Вы не вправе мне отказать, — напомнила холодно. — Прямого запрета от повелителя не было. Рассказывайте!

Неприятно, конечно, так с ними разговаривать, но куда деваться? Они могли утешить дочь, вместо этого наблюдали, как она страдает у моря, как заставляет Ликса раз за разом звать меня через бесконечное множество миров. Удивительно, что я вообще его услышала.

«Он дал тебе клятву, вы связаны», — объяснил Огонёк.

«Благодарю», — шепнула признательно.

— Ты была в мире, где прекрасное голубое небо, бесконечное синее море, сосны, горы и вся жизнь сосредоточена лишь в маленькой деревушке у воды? — безошибочно предположила Наталья Григорьевна.

— Да.

Хотела спросить, как она догадалась, но решила не перебивать.

— Это наш родительский дом, дом заклинателей. Закрытый мир, куда теперь может попасть лишь повелитель и его семья. Мы ушли, когда местная звезда иссякла, не давая ни грана магии. Обменяли планету на новый дом, принеся клятву верности повелителю по древним законам. Потому он так уверен в нас, а мы — в нём. Это нерушимый союз. И сейчас я испытываю боль, понимая, как недоволен будет его величество нашим разговором, — закончила с намёком Наталья Григорьевна.

Намёки намёками, но мне нужна правда. Я уже не та нежная Алеся, закалилась, вращаясь в кругах тёмных, из которых слова без клещей не вытянешь. И, кажется, потихоньку познаю прелесть власти и начинаю пользоваться. Тёмные не вправе мне отказать, вынуждены подчиниться.

— Зачем ему нужна была эта планета? Она расположена невероятно далеко от Као–сар–Ди, мы шли к ней множеством телепортов. Вы её особым образом заговорили? — потребовала я продолжение истории, прислушиваясь к организму Натальи Григорьевны с помощью дара.

Никакой боли в теле женщины не читалось, она пыталась использовать мою доброту против меня же. Истинная тёмная, ничего не скажешь. Манипулятор чистой воды.

— Да. Повелителю нужно отдыхать. Он превратил Муусанд в планету–крепость, а ту деревушку, что ты посетила, мы заговорили перед уходом специальным образом. Там время течёт по–другому, мысли расплываются, точно сливочное масло на сковороде, пузырясь и не позволяя концентрироваться.

Она говорила правду, но, как водится, о многом умалчивала.

— И тем не менее, моё там заточение — не лечение, а наказание.

— Впервые об этом слышу, — солгала женщина, поднимаясь.

— Вы ждёте от меня прямого приказа? — спросила холодно. — Сядьте. И скажите то, что утаили.

Наталья Григорьевна застыла, не успев до конца распрямиться. Выждала секунду, но не посмела перечить. Виду она не подала, но я чувствовала её недовольство, даже бешенство.

Вам придётся смириться с тем, что я выросла и больше не поддаюсь вашей магии, мяч на моей стороне.

— Прости, Алеся, я… забываюсь, — произнесла она, справившись с внутренними противоречиями. Она изгнала эмоции с помощью магии, точь–в–точь, как это делала я — пустив магию по венам. Пытается скрыть истинное положение дел, знает, что я пока не умею читать эмоции, но страхуется максимально. Умная женщина. И опасная. Безусловно преданная моему отцу, но не мне.