Его забрал лес

Мы затаились, прислушиваясь, но было тихо. Прошло немного времени, прежде чем я снова осмелился заговорить:

– Нет, отец вовсе не гордится мной. Я главная причина его разочарования. Вместо того чтобы остаться в замке, заключить выгодный брак и принять все эти княжеские обязанности, или заработать положение при совинском дворе, или хотя бы поступить на службу в рдзенскую армию, я уехал в ненавидимую отцом Ратиславию и занялся собиранием фольклора – делом, которое никогда не принесёт ни признания, ни богатства, ни высокого статуса в обществе. Думаю, даже в самом страшном сне отец не мог такого представить.

– А Ратиславию-то он за что ненавидит?

Пожалуй, деревенской девушке и вправду не было никакого дела до вечной вражды Ратиславии и Рдзении.

– Это священная обязанность любого уважающего себя рдзенского дворянина: ненавидеть всех ратиславцев. Много веков наши страны вели войны. И с тех пор как Ратиславия завоевала Рдзению и сделала частью своей империи, наши дворяне потеряли былое влияние и богатство. Мечты об освобождении Рдзении от ратиславцев и возвращении прежнего величия – это обязательная тема для любого собрания рдзенского дворянства.

– Какая разница, кому какая земля принадлежит… если везде живут люди.

– Людям всегда есть разница. Разве вам не всё равно, где живёте вы?

– Это другое.

– Почему же?

– Вы не поймёте…

– Расскажите, я попробую…

Не знаю, что такое она имела в виду, потому что объяснений я так и не получил. Вместо этого она вдруг спросила:

– Почему вы стали изучать ф… фо… что вы там изучаете?

– Сказки. Я собираю сказки по деревням.

– Зачем?

Может, стоило рассказать о ведьме-волчице, но не хотелось вспоминать снова эту историю. Зато сумасбродная откровенность, что накрыла меня, заставила впервые признаться вслух:

– Десять лет назад я увидел прекрасную девушку, чародейку. Она спасла мне жизнь, а я влюбился. С тех пор я собираю сказки, надеясь найти хотя бы её следы. Может, однажды эти сказки приведут меня к ней.

– Влюбились? – От удивления голос её дрогнул, а я, уже пережив все стадии, когда корил, ругал и высмеивал самого себя за такую глупость, засмеялся, и на этот раз девушка даже не остановила меня.

– Да, представляете? Всего один раз видел девушку и влюбился. Вы думаете, это глупо?

– Нет.

– Правда?

– Думаю, это бессмысленно и горько. Мне очень жаль вас. Наверное, больно любить кого-то безответно… Особенно если вы никогда её не найдете… но нет, это не глупо. Только очень печально.

Она резко приподнялась, выглядывая наружу из нашего укрытия.

– Мы так шумели, но никто не услышал нас. Наверное, уже можно идти.

Только мгновение назад, пока мы прятались за кадками, оранжерея казалась волшебным садом Создателя, что ждёт всех праведников после смерти, но стоило нам выйти из укрытия, и воздух наполнился неуловимым ароматом ужаса.

Чёрные листья свисали над нашими головами. Мерцали тревожные звёзды, подглядывая сверху. И повсюду вокруг шептала темнота: шорохами, щелчками, скрипом она отзывалась из каждого угла.

– Нам туда, – произнёс я едва слышно.

– Знаю.

Медленно, касаясь края кадки, чтобы не врезаться, я пошёл вперёд. Девушка за мной. Только тогда я вдруг подумал, что так и не спросил её имени. Как мне позвать её, если что-нибудь случится? Да и разве не странно, что мы до сих пор не представились? В Новом Белграде просто невозможно общаться с девушкой, не будучи представленным ей. Впрочем, в Новом Белграде и оставаться ночью наедине с девушкой, не опасаясь угодить в скандал, невозможно. И пробираться тайком в чужую оранжерею, чтобы выкрасть чью-то сумасшедшую сестру, невозможно.

В противоположном конце горела лампа.

Пахомыч заснул в кресле рядом со столом доктора Остермана. Бутылка Марусиной настойки стояла рядом.

Мы замерли в тени, не решаясь сразу приблизиться, как вдруг Пахомыч громко захрапел.

– Подействовало, – радостно прошептала девушка.

Мы так и не осмелились говорить громче.

– Вон дверь вниз, – показала моя спутница.

Она явно была в оранжерее не впервые, видимо уже прежде пыталась навестить сестру.

Ключ Настасьи Васильевны не подошёл. Я оглянулся с беспомощным видом, но девушка уже стояла возле Пахомыча, обернувшись ко мне спиной, и ловко шарила по карманам сторожа.

– Попробуйте этот.

Низко наклонив голову, точно с нарочитым вниманием рассматривая ключ, она подала его мне.

Тогда я впервые подумал, что девушка нарочно прячет лицо, потому что не доверяет. Пожалуй, в этом был смысл. Я дворянин, а она крепостная. Изначально мы по разные стороны баррикад. Наверное, она ожидает, что я сдам её Ферзену?

– Вы можете мне доверять, – застыв с ключом в руках, сказал я.

Она кивнула, но так и не подняла голову.

– Я понимаю, вы опасаетесь меня, вдруг выдам хозяину. Но граф мне не друг, да и я искренне хочу помочь вашей сестре. Катажинка… я понимаю, как ей плохо. И сочувствую вашему горю.

Ответом мне послужила тишина. Рука указала на замок. Ключ подошёл.

– Пообещайте, что не попытаетесь помочь своей сестре сбежать? Мы должны действовать осторожно, оставить всё как было.

– Обещаю, – сказала она без промедления.