Мне была нужна эта убогость, эта грязь, это дно. Я проводил время со своими соседями, своими единственными друзьями, и не хотел ничего, только пить и работать. Я удачно и прочно вжился в роль страдальца и неудачника. Я упивался своими несчастьями, своим одиночеством и нищетой. Встретились мы в метро – я ехал с работы, из своей чахлой газетенки, и был, как всегда, в отвратительном настроении. В тот день я получил гонорар. Это, конечно, звучало громко – «гонорар». Громко и очень смешно. Но при тщательном планировании моего скромного бюджета на эти гроши можно было все-таки как-то протянуть.
Обычно я делал так – приехав домой и закрыв дверь на ключ, раскладывал деньги по кучкам – на оплату коммунальных услуг, на питание, на починку, к примеру, старых ботинок, на книги, на бумагу и ручки. Была еще и маленькая кучка непредвиденных расходов, и каждый раз я втайне надеялся, что эти расходы не случатся и, значит, деньги можно будет пропить – завалиться, например, в шашлычную на Арбате. И под свиной шашлычок, да под водочку. Или купить что-нибудь в букинистическом, если удастся достать. Был там у меня один человечек – за рубль или два сверху предлагал иногда что-нибудь ценное.
Итак, я ехал с работы в паршивом настроении, хотя в моем стареньком и потертом портмоне лежали какие-то деньги.
Вагон был полупустой – три часа дня, приличные люди еще в учреждениях и у станков. Старушки давно прочесали окрестности и, отобедав, легли отдохнуть. Я сел и открыл какой-то журнал. Пролистал – сплошная чушь, читать нечего – и поднял глаза.
Она сидела напротив и смотрела на меня. Равнодушно, спокойно, как смотрят на забор или мусорный бак.
Мы столкнулись взглядами, и меня обожгло. Нет, не так – меня прожгло. Насквозь, как минометом.
Что в этой девочке было особенного?
Была ли она красива? Какая первая мысль должна была возникнуть у мужчины, когда он смотрел на нее? Я отвечу. Она была не то чтобы красива, но завлекательна. От нее было трудно отвести глаза. При всем ее равнодушии и даже апатии в ней чувствовался какой-то мощный заряд сексуальности, женского манка, от которого столбенеют и начинают задыхаться мужчины. И я, почувствовав это, тоже почти задохнулся.
Не знаю, что она подумала в эту минуту, но не отвела глаза, а наоборот – стала рассматривать меня уже пристальнее, теперь уже, кажется, с вниманием и интересом.
Я засуетился. Задергался, смутился. Стал делать какие-то неловкие движения – вертел головой, мял журнал, сучил ногами и хлопал глазами. Глупость.
Мне хотелось смотреть на нее дальше, не отрывая глаз. Но было неловко.
На «Арбатской» она встала и подошла к двери, а я в отчаянии думал, что вот сейчас она выйдет из вагона и растворится в толпе. И я ее потеряю. Навсегда потеряю.
Дверь открылась и я, не раздумывая, рванул за ней. Она успела увидела меня в дверное стекло и усмехнулась.
Шла она ровным, спокойным, размеренным шагом, чуть покачивая красивыми, широкими бедрами. А я, как шпион, крался сзади, стараясь ее не упустить. У нее была плотная и ладная фигура – крепкие и рельефные бедра, сильные ноги с икрами спортсменки и прямая спина балерины.
Рыжеватые волосы были коротко острижены, так, что была беззащитно оголена шея – крепкая, длинная, красивая.
На ней были короткая джинсовая юбка с разрезом сбоку и черная маечка, плотно облегающая узкую талию и большую, высокую грудь. На ногах странная обувь – какие-то открытые шлепки с деревянной подошвой. Цок. Цок, цок.
А я шел за ней, как крыса за дудочкой Крысолова, и сердце мое громко и отчаянно билось.
На эскалаторе вверх я встал прямо за ней. Втянул носом воздух, пытаясь поймать, уловить ее запах. Мне казалось, что от нее должно пахнуть морем, морской свежестью, приморским ветром. Свободой.
И тут она обернулась. Мы снова столкнулись взглядами, и я вздрогнул. Теперь я увидел ее совсем близко – светлую, белую, молочную кожу с мелкими веснушками, как часто бывает у рыжих женщин. Глубокие зеленые глаза цвета зацветшего пруда. И пухлые, очень пухлые, крупные губы, нежные, чуть вспухшие, словно она только что поела еще незрелых и кислых ягод – земляники или малины.
Оглядев меня, она хмыкнула, недовольно качнула головой и отвернулась.
Мы вышли на улицу. Она остановилась, достала из смешной тряпочной сумки с вышитыми цветами и бахромой пачку сигарет и закурила.
Положение мое было нелепым. Я стоял в двух шагах от нее – взрослый мужик, красный и растерянный, с дурацким видом, и не понимал, что мне делать.
Она затянулась, громко вздохнула и, чуть нараспев, иронично спросила:
– Ну и что дальше? Какие у вас предложения?
Тут я встрепенулся и очень бодрым голосом изрек:
– Например, я приглашаю даму в ресторан! Если дама не против.
Она смотрела насмешливо, словно оценивая, а стоит ли? Стоит ли вообще с ним говорить? Я снова смутился. Я понимал – штучка. Еще какая штучка эта рыжая.
Наконец она произнесла:
– В ресторан? В смысле, в кабак? И дама – это я, надо так понимать? Да, дама не против. Потому что дама голодна, если по правде.
Я выдохнул с облегчением – меня не послали. Мне не отказали.