Нет, я все понимаю: это Никина жилплощадь, и она здесь прописана. Это ее полное право – вернуться домой. Это ее полное право рожать и жить с ребенком в своей, а не в съемной квартире. Все так. Я очень люблю свою дочь, и у меня никого нет дороже. Конечно, я буду обожать и своего внука или внучку, какая разница? Но своего зятя, а точнее Никиного сожителя, этого хама и дурака, я не полюблю никогда. И никогда не смогу находиться с ним в одном пространстве – ужинать и завтракать за одним столом, пользоваться одной ванной и смотреть телевизор.
Я себя знаю. Меня можно осуждать, презирать, ненавидеть. Но это так, и никак иначе. А моя дочь пусть живет с ним и будет счастлива, если получится быть счастливой с этим жлобом и бездельником. Конечно, я желала бы ей другой участи. Но это ее выбор. И мне остается только смириться.
И еще одно – я поняла, как мне поступать. Я не должна мешать молодым. Я не должна раздражаться, видя их вместе. И я ухожу.
Я сказала Нике, что выхожу замуж за Геннадия Валерьевича и переезжаю к нему. Надо сказать, что моя дочь страшно обрадовалась, просто скрыть свою радость не смогла – так ее распирало. Ну что ж, ее можно понять. Ника не дура – она все понимала, хорошо представляла, во что превратится наша совместная жизнь.
Через час я позвонила Геннадию и задала один вопрос:
– Куда мы едем в свадебное путешествие?
Молчание и очень взволнованный голос:
– Куда и когда, решать, Марина, тебе! Я согласен на все.
– Ну, я подумаю, – пококетничала я.
Мне полагалось кокетничать: я невеста. И как оказалось – невеста без места.
Конечно, в моей голове крутился один вопрос – как примет меня Люба. Мы были с ней во вполне приличных и даже хороших отношениях. И все-таки я думала, что ей будет не совсем приятно общаться с женщиной, занявшей место ее матери. Любочка была уже студенткой первого курса, девушкой разумной и не по годам взрослой. Отца она обожала, может, даже была рада, что он не один. И все-таки ей было бы легче, если бы рядом с отцом оказалась посторонняя и незнакомая женщина, а не ее учительница музыки.
Я страшно нервничала. Одно дело – встречаться с ее отцом раз в неделю, а другое – поселиться в их квартире на правах новой жены.
Люба была человеком сдержанным – в отца. Я понимала, она ничего не скажет. Но и молчанием можно выразить недовольство и раздражение тоже.
На следующий день после телефонного разговора мы с Геннадием встретились, и оба казались очень смущенными – у нас был новый, совершенно другой статус.
Мы сходили в кино – я понимала, что это почти подвиг для моего жениха, а после зашли в кафе, и он тоже заказал себе кофе. Но пил его с таким явным отвращением, что мне стало смешно.
Я дотронулась до его руки:
– И к чему такие муки? Это совершенно не обязательно, слышишь?
Он смутился:
– А может, привыкну? Постараюсь любить то же, что и ты.
– Вот этих жертв точно не надо. И разве в них дело?
Спустя пару минут Геннадий сказал:
– Марина! Я уверен, что ты волнуешься по поводу Любы. Так ведь?
Я промолчала – мол, понимай как знаешь.
– Так вот, – продолжил он, – Люба переезжает жить в бабушкину квартиру. Мы так решили. Точнее – решила она, а я ее поддержал. Люба – взрослый и серьезный человек, и ей вполне можно доверять. Пусть попробует жить самостоятельно. Не понравится – всегда можно вернуться.
Я кивнула, пытаясь скрыть свою радость. Это была, надо сказать, очень приятная новость.
Я пыталась смотреть на Геннадия сторонним взглядом – что ж, вполне приятный мужчина, солидный мужчина. Как говорится – фактурный. С ним не стыдно «пройтиться», как говорила наша соседка баба Настя.
Я немного успокоилась, особенно после сообщения о Любочкином переезде. Мне было стыдно за себя, но я себя же и оправдала – в конце концов, нам, двум взрослым людям, и так будет непросто. А уж при наличии взрослой девушки в доме!
Все складывалось вроде удачно. Только почему мне поскорее хотелось с ним распрощаться и вернуться домой? Почему так хотелось остаться одной?
Я не знала, не понимала. Но оказавшись дома, я облегченно выдохнула – как же мне хорошо и спокойно! И вот с этим настроением я собралась за него замуж? Мне стало так грустно, что я расплакалась. Однако, вспомнив про новоявленного зятька, слезы утерла.
Так, берем себя в руки!
«Нет, сейчас я не усну», – подумала я и открыла компьютер.
В почте было одно письмо – пишут мне мало, друзей у меня почти нет, я одиночка.
Но это единственное письмо было от Максима Ковалева! И у меня перехватило дыхание и задрожали руки. Я никак не могла решиться его открыть, словно первоклассница, маленькая девочка, ожидающая от жизни сказочного сюрприза и так боящаяся разочарований.
Через минуту я нажала на мышку – показать письмо. Я пробежала его глазами – быстро-быстро, чтобы скорее узнать, что там, и тут же начала перечитывать снова – медленно, обстоятельно, по слогам, возвращаясь к уже прочитанным строкам. Перечитав его раз пять или шесть, я откинулась на спинку кресла.