Эгоист

Тем же вечером она собрала чемодан, взяла Илью и уехала к родителям. Миша остался один в пустой квартире. На душе стало погано, у него было чувство, словно он потерял все: и карьеру художника, и семью, и себя. Ночь он не спал — ворочался, думая о всем, что произошло за последний месяц. Мише не хотелось ничего делать — ни работать, ни есть, ни спать, ни тем более браться за кисть. Подойдя к окну и встречая рассвет, думал о том, какой же он несчастный. Жалость к себе — худшее из чувств, особенно для мужчины. Но ему пришлось это переживать самому — ведь он сам заслужил такое своим поведением и отношением к окружающим, да и к самому себе. На рассвете Миша наконец-то уснул. С работы он отпросился на ближайшую неделю под предлогом своей выставки. Первую половину следующего дня он провел в кровати, словно считая себя больным. Он по-прежнему не ел и ничего не хотел делать. Во второй половине дня ему позвонила Ира и поинтересовалась самочувствием. Убедившись, что все в порядке, она передала телефон Илье, который сказал, что очень хочет, чтобы тот как можно скорее поправился. Мишу это очень умилило, и в целом звонок придал сил, поэтому он собрался с силами и поехал на выставку. Первым делом он залез в Интернет и стал заниматься своим уже привычным делом — искать новости о своей выставке. Удостоверившись, что все, как и было раньше, а рецензия критиков никуда не делась, он вышел на улицу и побрел прямо.

Глава 7

Его мысли витали где-то далеко, не придавая видимых форм. В абстрактной пустоте одиночества скрывалось желание убежать от самого себя. Каждый человек сталкивается с проблемой существования — когда смысл жизни уходит, как вода при сливе в канализацию. В такие моменты беспомощность ощущается куда сильнее, а помочь каждый может себе сам — не стоит рассчитывать на чудо извне, которое сможет решить все проблемы по одному щелчку. Но если нет смысла, значит, незачем жить? Это не совсем так — каждый может взять паузу для перезагрузки, переосмысления себя. Жизнь она настолько многогранна и интересна, насколько несправедлива и жестока. И каждому человеку отмерено свое количество счастья и горя. Хотите, верьте, хотите, нет, как говорится, но Вселенная устроена именно так.

С такими неоднозначными мыслями Миша зашёл в бар, попавшийся ему по пути. Заказав водки и томатного сока, он сел за столик в самом углу, размышляя о смысле жизни, о творчестве и о несправедливости. Через некоторое время, не торопясь допив свой графинчик, он пересел за барную стойку, где заказал ещё. Около часа назад ему было невыносимо обидно, больно и тоскливо, сейчас все эти чувства притупились, и взамен них пришла уверенность в собственных силах и желание на корню все поменять. Выпив ещё, на смену вере в себя пришла озлобленность на весь мир. Он ненавидел его, как ненавидел себя за то, что не смог добиться успеха. Миша завидовал всем и в глубине души был на самом дне.

Бармен куда-то отлучился, и Мише на глаза бросился японский поварской нож, которым тот резал имбирь для какого-то коктейля. Недолго думая, Миша аккуратно дотянулся и спрятал его в пиджак. Он уже был достаточно пьян и не вполне соображал, что делает. Выйдя на улицу, Миша дошёл до магазина и взял ещё водки — эффект от предыдущих порций ему нравился: он не ощущал никчемности и вообще выпал из реальности.

Он сел на лавочке на набережной реки Мойки напротив консерватории. В глазах и голове стоял сплошной туман и полное отсутствие трезвых мыслей. Шатаясь, он сделал пару глотков из бутылки и достал нож. Он долго и пристально глядел на него, то ли выбирая, что с ним делать, то ли не понимая, зачем взял.

— Ну, что?! — заикаясь, крикнул он самому себе. — Бездарность! Как ты посмел мечтать о славе! Сидел бы, как никчемная мышь, в своей норе и занимался обычными делами! Нет же, поперся в искусство! И что оно тебе дало?! Да ничего!

Он замолчал, сделал глоток из бутылки, вытерся рукавом, икнул и продолжил:

— Хотя нет, кое-что оно тебе дало. Если бы не самая первая выставка, то я бы не познакомился с Иришей, мы бы не взяли Илью. То есть, искусство мне дало семью, так что ли получается? — рассуждал он сам с собой заплетающимся языком и с закрывающимся левым глазом. — Ну, тогда ладно.

Он закрыл глаза, пытаясь сконцентрироваться на своих мыслях. Потом посмотрел на свои руки и ухмыльнулся.

— Нет, больше я не буду писать картины. Никогда!

С этими словами он взял японский нож и со всего размаху рубанул по своей правой кисти.

Острая, резкая, невыносимая боль пронзила его тело. В ушах стоял звон. А вокруг тишина. Он не слышал своих криков, не видел происходящего вокруг. Он замер и не отрываясь тупо смотрел на кровь, льющуюся из его руки. В следующее мгновение Миша потерял сознание и рухнул на асфальт.

Он очнулся в больнице с жутким похмельем, привязанный к кровати. Кисть была на месте, обмотанная бинтом и горящая, словно огнём. К нему не торопясь зашёл врач — мужчина лет около пятидесяти крепкого телосложения, с небольшим пузом, лысеющий, с добрым овальным, слегка вытянутым лицом.