— Но ради прежних парижских дней я обдумаю этот вопрос. В этом проблема школ, знаешь ли. Они учат практическим наукам: магии, алхимии, механике. Вся эта диалектика подвешена в воздухе. — Архидьякон помахал рукой над головой, подрагивая кончиками пальцев. — Ну, народ ничего так не любит, как хороший спор. Помнишь толпы на еженедельных открытых диспутах? Я скажу, каковы мои первые суждения. — Архидьякон поджал губы и поднял вверх указательный палец. — Душа есть форма тела, но не так, как статуя имеет очертания
— Венской собор постановил иначе, — подсказал Дитрих. — Девятый параграф провозглашал, что душа является формой, как и любая другая форма.
— Или представляется таковой. Бедный Петр Ауресли. Он так старался примирить это положение с учением отцов Церкви, но вот что происходит, когда ты позволяешь комитету любителей бесплодно проводить время над подобными предметами. А теперь, Дитль, обними меня, и я тебя оставлю, чтобы обдумать твою проблему.
Оба обнялись на несколько мгновений, потом облобызались.
— Да пребудет с тобой Господь, Вилли, — сказал Дитрих на прощание.
— Ты должен чаще навещать Фрайбург, — ответил архидьякон.
Выйдя из собора, Дитрих вытянул шею, рассматривая горгулий на карнизе, пока не отыскал ту, о которой упоминал Грегор: демон, уцепившийся за стены неестественно длинными конечностями и отставивший свой зад над площадью. На лапах были устроены стоки, которые направляли дождевую воду через его задний проход прямо на рыночную площадь внизу. В народе его прозвали «Сруном».
Смех Дитриха привлек внимание неопрятной дамы, торгующей копченой рыбой в близлежащей палатке на площади.
— Добрый 'те день, пастор, — сказала она с эльзасским акцентом, — Держу пари, там, откуда ты приехал, нет ничего похожего на собор Богоматери.
— Да. Ничего похожего. Но и здесь тоже нет ничего похожего на то, откуда прибыл я.
Женщина бросила на него многозначительный взгляд:
— Все наоборот, да? Я знавала одного такого мужчину, о да. Я могла показать ему прекрасную зарю, а он цитировал какое-то парижское светило, считавшее, что, быть может, это Земля вращается вокруг Солнца. На вещи всегда можно взглянуть с иной стороны. — Она вздернула подбородок и изучила лицо Дитриха. — Я видела 'тя прежде, и ты как-то помогал ему… Подойди, положи сюда свою руку. То, что я никогда не забуду, так это прикосновение его руки к моей груди.
Дитрих отшатнулся, и женщина засмеялась:
— Но он не был холоден как рыба, — сказала она. — Нет, он никогда не гнушался этих сладостей. Во всем их разнообразии, а? — Она засмеялась вновь, но смех ее постепенно угас. Когда Дитрих повернулся уйти, он успел сделать всего несколько шагов, прежде чем голос торговки пригвоздил его к месту: — Они ищут его, — сказала она. — Быть может, не так, как я, ибо они хотят его повесить, а я хотела совсем иного. В любом случае, он неподходящий мужчина для меня, он так изящно изъяснялся. Они уже ищут не так рьяно, но, быть может, все же повесят, если он попадется им в руки.
Дитрих поспешил пересечь площадь к Масляному переулку, где нырнул в лабиринт улиц, ведущих к Швабским воротам. В последний момент он бросил взгляд назад и увидел, что к торговке рыбой присоединился мальчик — темноволосый парень лет двенадцати, проворный и хорошо сложенный, в рыбацкой робе. Дитрих помедлил еще мгновение, но, хотя мальчик и заговорил с матерью, он не поднял на нее взгляда, так что Дитрих так и не увидел его лица.
В течение нескольких дней, пока шумел рынок, Дитрих избегал появляться на Соборной площади. Он условился с медником вытянуть из привезенного слитка нить.
— При условии, — сказал ему Дитрих, — что вы вытянете ее достаточно тонкой, чтобы она прошла через вот это ушко. — И он передал предмет, который дали ему крэнки.
Кузнец присвистнул:
— Отверстие исключительно тонкое, но логично, что, чем тоньше будет нить, тем меньше меди я истрачу, так что у меня определенно будет стимул, — Он отрывисто засмеялся. Позади него на качелях сидел подмастерье с щипцами для протягивания проволоки и наблюдал, как торгуется его мастер.
— К какому сроку будет сделана работа?