— А чего за ней приглядывать? — Марго прикрыла глаза и чуть заметно поморщилась — несмотря на её браваду, голова болела и немного кружилась. — Она у нас девочка взрослая, да, Асият? Сама может о себе позаботиться. А через неделю я дома буду.
— Марго, ты же врач! Какая неделя, женщина?
— Вот он мужской шовинизм, Настя! Же-е-енщина! Первая женщина, если вы помните историю создания мира, была создана из материала заказчика. Какие могут быть претензии ко мне? — Маргарита уставилась на усмехающихся братьев. — Вот так лучше, а то разошлись мне тут. Ладно, ребята, всем огромный привет, я устала. И нечего сюда делегациями ходить — я живая, меня не так-то просто укокошить, Рашид.
Марго обессиленно закрыла глаза, Настя опустила её ладошку на простыню и вместе с дядями вышла из палаты, обернувшись в дверях и глубоко вздохнув. Какое счастье, что всё обошлось только сотрясением мозга. Главное, что она жива!
***
Настя сидела за огромным столом и следила за бабушкой, которая металась по кухне, периодически смаргивая слёзы.
— Бабуль, но всё же обошлось. И врачи, и Марго сказали, что это был обычный обморок. День был жаркий, вот она и…
— Асият, девочка, твоя бабушка тоже врач. Пусть я лечила малышей, но отличить обморок от потери сознания при сотрясении мозга я ещё в состоянии. — Она подсела к столу и уставилась куда-то в стену. — Башир всегда баловал девочек. Он говорил, что мальчики должны вырасти воинами, они сильные и смогут перенести лишения, что выпадут на их долю. А что ждёт девочек — не знает никто. Поэтому им позволялось многое, но в пределах разумного, конечно. Маргарита всегда была в тени своей красавицы-сестры. Я не слепая, я замечала, что она ревновала Бэллу. Когда старшие мальчики уехали в Академию, Бэлле исполнилось четырнадцать, она была такой смешной, длинноногой, любопытной. Маргарита в свои двенадцать была намного строже и серьёзней старшей сестры. А потом как-то сразу Бэлла из гадкого утёнка превратилась не просто в лебедя, а в королеву. У неё даже походка изменилась. Она стала молчаливой, спокойной. Нам так казалось, а на самом деле под этой маской величавого спокойствия бурлили такие страсти, что нам и не снились.
Бабушка встала и замерла, облокотившись рукой на стол и всё так же глядя куда-то. Потом грустно усмехнулась и начала готовить чашки, блюдца, вытащила из холодильника сыр и вдруг выпалила:
— В тот день, когда мы узнали, что Бэлла сбежала и бросила семью… тогда я в первый и последний раз накричала на мужа. Я считала, что это он был виноват, что он разбаловал девочек своим отношением, что позволял им то, чего в других семьях позволено не было. Я переложила на него свою вину, а ведь я мать, я должна была вмешаться, а я попросту самоустранилась и будто со стороны наблюдала за детьми, за их поведением… За что и поплатилась. Я тогда потеряла не только старшую дочь, я едва не лишилась младшей. Конечно, нам казалось, что мы делаем всё, что можно было, но оказалось, что мы не жили жизнью младшей дочери, мы только присутствовали на обочине, погрузившись в тоску по пропавшей Бэлле. И Маргарита всё сделала по-своему, просто поставив нас в известность об уже свершившемся факте. Осман, её первый муж, был хорошим парнем, но ей нужен был совсем другой мужчина. Тот, который будет её не просто любить, но иногда и выводить из себя. Она живёт так, как будто качается на качелях — то вниз на дно, то вверх к солнцу. И Афанасий был таким — немного растерянным, плохо приспособленным к быту, но честным и глубоко порядочным человеком. А когда родилась Лина, он баловал её точно так, как это делал Башир с нашими дочерями. И повторял, что баловать девочку необходимо, потому что никто не знает её судьбы. Да, никто и не знал, что потом…
— Бабушка, не надо, — тихо прошептала Настя.
— Не буду. — Аида улыбнулась, налила кипяток в чайник, наблюдая за танцем чаинок. — Я сейчас пытаюсь доказать это сыновьям, но они идут по стопам отца. Конечно, они ругают сыновей, но мне иногда кажется, что Наташа и Марина относятся к сыновьям строже. А Маргарита после твоего появления изменилась, начала смеяться, шутить. Правильно люди говорят — у любой тоски, у любого горя есть «годы спустя». Пей чай, скоро дедушка придёт, что-то он задерживается. Останешься у нас сегодня?
— Нет, извини, мне завтра в библиотеку надо.
— Вот вместе с дедушкой и поедете. И не спорь, я бываю очень строгой, поверь.