— Здесь холодно. Тебе будет намного удобнее в кровати.
Она покачала головой, затем поморщилась от укола боли.
— Нет, если ты страдаешь. Пожалуйста, Логан, позволь мне остаться здесь, с тобой. Я уже приняла «Адвил», который ты мне оставил, я просто… ты сказал, что если мне когда — нибудь понадобятся твои объятия, ты будешь рядом. Мне это нужно.
Она не хотела умолять его, но это была правда.
Его челюсть смягчилась.
— Я обниму тебя.
Он привёл девушку к своему креслу, сел и усадил её к себе на колени, чтобы она могла лечь на его грудь, где слышалось его ритмичное сердцебиение.
Тот страшный сон навалился на неё, и она выпалила:
— Дилан назвал меня шлюхой, когда я призналась ему, что беременна. Он сказал, что я пытаюсь загнать его в ловушку. Так думали и его родители. В коридоре суда они кричали, что я жадная до золота шлюха.
Его мышцы на руках напряглись и набухли.
— Ты не шлюха.
— Логически я это понимаю, но слова обладают странной силой. Они копают глубоко, зарываются туда, где их не видно, и выпускают медленный яд, который отравляет наши жизни.
Она вздохнула и добавила:
— Как наш первый поцелуй. Это было чудесно, лучший поцелуй, который у меня был, но когда я поняла, что теряю контроль, слова Дилана и его родителей эхом раздались в моей голове.
Он приблизил своё лицо к её.
— В этом не было ничего неправильного, детка. Ничего. Всё, что я видел и чувствовал — это красивая, милая женщина, доверяющая мне достаточно, чтобы я мог доставить ей удовольствие. — Он поцеловал её волосы. — Теперь ты никогда со мной не сдерживаешься, верно?
Как она могла не влюбиться в него?
— Да. Когда ты прикасаешься ко мне, я чувствую себя в безопасности, сексуальной и целой.
Прямо как сейчас, в его руках. Прежде чем потерять нить мыслей, она продолжила:
— Логан, тот мужчина и твой отец назвали Пэм шлюхой. Это проникнет глубоко и загноится. Ей понадобится твоя помощь, чтобы избавиться от этого.
Он отпрянул.
— Моя?
— Ты её старший брат. Она всегда обожала тебя. Пообещай мне, что поговоришь с ней. Не позволяй этому слову проникнуть глубоко в сердце твоей сестры.
Взгляд Логана смягчился.
— Я поговорю с ней.
— Хорошо.
Она положила голову на его грудь.
Мужчина погладил её по волосам.
— Ты вышла сюда потому, что переживала за Пэм?
— Я проснулась, тебя не было и… — Что ей сказать ему? — Я соскучилась. Похоже, лёжа в твоей кровати, я больше не ослабляю твои кошмары.
Логан рассказывал ей, что ему снится меньше кошмаров, когда она спит с ним рядом, а если такой сон все же приснился, для успокоения ему хватает того, что Бекки достаточно близко, чтобы он мог её обнять.
Он посмотрел ей в глаза.
— Дело не в этом. Я… чёрт.
Ее муж провёл рукой по своему лицу.
— Что? Ты можешь мне рассказать.
— Каждый раз, ложась спать, я возвращаюсь обратно в Афганистан, в удалённый посёлок, переживая момент, когда заставил себя пройти через дверь крошечного глинобитонного дома, даже когда чёрный страх заполнил каждую чёртову клеточку моего тела. Но мне нужно было сделать свою работу, так что я это сделал. Я прошёл через ту дверь.
Бекки резко вдохнула.
— Только в этот раз в моём кошмаре там я нашёл мёртвыми не восемь юных девушек, мужчину, его жену и крошечного малыша. Это вы с Софи были мертвы. Я пришёл слишком поздно.
Он страдал от чего — то ужасного, что было за гранью её настоящего понимания.
— Их убили?
— Семья управляла подпольной школой для девочек. Талибы убили их всех, даже малыша.
Вот почему он выходил на улицу, и почему иногда должен был заставлять себя пройти через дверь.
— Они были мертвы. — Он посмотрел ей в глаза. — Я сорвался в тот день. Я раньше слышал термин «красная ярость», но в тот момент, когда увидел того мёртвого малыша, именно это заполнило мой разум. Мы с Хантом…
— Кто такой Хант?
— Ещё один морской пехотинец, Хантер Рис. Он тоже работает на «Бывшего морского пехотинца». Мы быстро напали на след этих убийц детей и… прикончили их. Я помню не всё или, может быть, просто не хочу помнить.
Она вздрогнула от холода, исходящего от него. Логан отступал, прятался обратно в себя, и разве она могла винить его? Боже, что он видел. И что, вероятно, сделал с убийцами в порыве ярости… это было нелегко помнить. Она молчала, не уверенная, понял ли он, как много рассказал ей. Вместо этого она сжала его ладонь и переплела их пальцы.
— Сегодня кошмар был хуже, видеть ваши с Софи лица такими… — Он погладил её по руке большим пальцем. — Я резко проснулся, и ты так чертовски была мне нужна, я вспотел, стараясь не прикасаться к тебе.
— Ты обнимал меня другими ночами, так почему не сегодня?
Она не могла изменить то, что он пережил, но могла уберечь его от одиночества, когда ему больно.
— Тебе больно и нужен отдых. Я не хотел тебя будить. — Он убрал свои пальцы, попытался опустить её голову. — Я не использую тебя вот так.